Поэзия народов СССР IV-XVIII веков
Шрифт:
Я — не Фархад, у нас в любви и поведение иное.
Она приветом на пиру всех воздыхателей одарит.
Ко мне, злосчастному, увы, и отношение иное.
Меня с собою не равняй, о соловей, любовь поющий:
Стенанье, вопль души — одно, а трель и пение — иное.
«Мир — бренный, в нем безгрешен я»,— толкует шейх нам, лицемеря,
Но духовник о чувствах нам дал наставление иное.
Пусть пьют, кому судьбой
А нам лишь яд разлуки пить, судьбы решение иное.
Ты гонишь сердце Навои, а с ним самим ты как поступишь?
Свободна — птица! Для раба освобождение — иное...
* * *
Друзей, что нас утешат в горе, зря не ищите, нет.
Готовых нас обидеть — море, быть на защите — нет!
Душа послушной нитью вьется вокруг твоей стрелы.
И кровь из раны сердца льется. Зашить — так нити нет.
Не говори: «О ней безвольно ты в горе слез не лей».
Ведь и безвольному мне больно, что в сердце прыти нет.
Пусть веет на меня дыхание любимой — тщетно все:
Опоры этому дыхаиью в душе, как в сите, нет.
Скажи я, что любовью пери не дорожу,— не верь:
К речам безумца и доверья — уж не взыщите! — нет.
Когда пустые разговоры тебе претят — уйди.
Все суета, все споры, ссоры... От них укрытья нет.
Среди бездумного веселья будь трезвым, Навои.
Иного, кроме как похмелья, в пиру не ждите, нет.
* * *
Тебя увидя в цветнике, смутясь, затрепетала роза.
Роняя лепестки в тоске, от зависти увяла роза.
И, раскрасневшись от вина, разлукой злой опьянена,
Как сердце красное, сама от крови стала алой роза.
В стране священной красоты, шахиня, всех прекрасней ты,
И все сады, и все цветы взяла ты под начало, роза.
Когда гуляешь ты в саду, чтоб оградить тебя от зла,
Все розы встанут, как щиты, шипы их словно жало, роза.
Пурпурных уст блаженный зной меня влечет к тебе одной.
Когда ты на пиру со мной, я пью, и сердцу мало, роза.
Пой днем и ночью, соловей, в честь гостьи утренней моей,
Знай, быстротечна смена дней, летят, и жизнь промчалась, роза.
Когда все розы расцвели, в дорогу вышел Навои,
Но для души его теперь разлука раной стала, роза.
* * *
В
Не только телом слабну я, живу с душой больной.
Убить решила ты меня, рази своим мечом,
Смешаю с ветром кровь мою и с влагой дождевой.
Огонь разлуки сжег меня, я отсвет тех лучей,
И стоны жаркие мои, как пламень вихревой.
Не прогоняй меня — я пес, хранящий твой порог,
Не удивляйся, что не смог расстаться я с тобой.
Я грудь раскрою, чтобы дать тебе в душе приют.
Увидев тайный мой недуг, проникнись добротой.
Не пощадили бы меня ни время, ни судьба,
Когда б не винный погребок, где я обрел покой.
Похороните Навои на улице любви,
Успокоенье он найдет под каменной плитой.
* * *
Пери, сжалься надо мною, я страданием объят,
Так несчастного Меджнуна муки страстные томят.
Стрелы грудь мою пронзили, и от слез померк мой свет,
Словно дым тяжелый, вздохи небо ясное темнят.
Грудь на сто частей разбита; друг, взгляни, изранен я,
Не найти мне исцеленья, раны смертные болят.
Счастье позднего свиданья не могу я переиесть,
Даже если издалека на нее я брошу взгляд.
Гору горя растопили вздохи жаркие мои,
Камни сделались водою и в меня не полетят.
Не обманывайся мнимой безмятежностью небес:
Небо — хитрый лжесвидетель, предающий всех подряд.
Я сходил с ума в пустыне, как несчастный Навои,
Ведь красавицы, в гордыне, разум мне не возвратят.
* * *
Связь с городами я порвал, от шума их я отказался,
И от богатства двух миров, от благ мирских я отказался.
Но сто несчастий на себя я принял, плача и скорбя,
От жизни отвернулся я, и от святых я отказался.
К чему богатство, города, душа и все, чем жизнь горда?
Когда б желанья я имел, тогда б от них я отказался.
Я б Искандаром стать не смог, бессмертьем Хызра пренебрег,
На что мне вечной жизни срок? Аллах велик — я отказался!
Но от красавицы одной, такой насмешливой и злой,
Хоть это мне грозит бедой, я ни на миг не отказался.
Мой проповедник, ты давно нам хвалишь райское вино.