Поэзия социалистических стран Европы

Коллектив авторов

БЕСПОКОЙСТВО

Большое дерево в окне шумит листвою влажной, и странен шум его протяжный в безветрии. Так человек во сне кричит. Прислушайся, услышишь: в лихорадке мир корчится. Курчавые моря взъерошены. Жизнь бьется, как в припадке, и ждет добра, надеждою горя. Забыт покой. Зло подается туго. На Африку взгляни - ее судьба меняется.

Иоганн Касса (Венгрия) Семья.

От

севера до юга - везде – борьба. И небо взбудоражено над нами, расколотое грозными громами. Недешево нам обойдется свет проложенных с трудом грядущих лет. Мой грустный спор с самим собою длится: зло иль добро на свете победит? Не спится. И время ночью медленно летит. Свобода – вот что светит нам за тьмой. Свобода – это слово дарит счастье. Лесные звери так, сжимая в пасти, детенышей своих несут домой. Твердим и снова пробуем на вкус. Свобода! О, какой прекрасный груз! В дыму и пламени планета, в переплетенье тьмы и света, в крови и муках до поры. Новорожденные миры встают и расправляют плечи вдали, в глуши. Смотри же вглубь, верь в разум человечий и с выводами не спеши. Еще так много впереди забот, и горя, и надрыва. Еще все дико, косо, криво, еще не раз в твоей груди забьется сердце, сострадая и горячась… Настанет срок, и вся земля, от края и до края, вздохнет легко, избавясь от тревог. И трубный глас сражениям и войнам конец объявит, радость торопя. И человек воистину достойным предстанет мира, жизни и себя. Раздоры прекратятся. Но пока бушуют страсти! Жизнь недорога. И белый свет кровавых зорь красней. О, сколько бед, и боли, и смертей!

АНТАЛ ГИДАШ

ВЕТВИ ГУДЕЛИ

Помнишь, тогда эти ветви гудели, головы в плечи деревья втянули, и трепетали они, и боялись черного, бурю таящего неба. Ветви гудели, капли дождя били, будто бы пули. Листья рыдали, как из земли эти молнии были. Метлы мели побледневшую землю, и устремились в дорогу желанья, вечные наши стремления к цели. Листья дрожали, они трепетали. Ветви гудели.

НЕБО НАД МОСКВОЮ

Голубые реки над тобой, столица! Вижу: над бульваром облако лучится, куда оно мчится, румяная птица? Яйцо золотое, где-то у крыла там, блещет, налитое солнечным закатом. Небо голубое льется над столицей, будущее наше, голубые реки. Небо над Москвою, я всегда с тобою, мы одной мечтою связаны навеки!

В ОДНУ ИЗ ТЕМНЕЙШИХ НОЧЕЙ ВОЙНЫ

Поезд твой оторвался от сумерек станционных, и вдруг стемнело. Меж деревьев залегшее горе этот миг уловило, черной массой осело на души и на кроны деревьев. Но до Кунцева уж докатился поезд твой, отчаянья полный (там Багрицкий смотрел когда-то на созвездья, и, задыхаясь, все пытался понять он что-то). И похоже, что в бездне небесной никаких уж и звезд не осталось, а до нас долетает одно лишь сиянье былое - извивающиеся обрывки нитей с прялки, давно казненной. И печально существование за вагонными окнами, будто уж не поезд идет, а струится река, так и бакены меркнут. Ночь

везде – впереди и сзади. На сгустившемся небе томятся только несколько звезд забытых, мгла течет безутешным потоком и безмолвно ширится морем. Я сажусь на рельсовый берег: надо мною застыло время. Ты сейчас открываешь двери нашей квартиры, и в руке твоей ключ короткий и другой, подлиннее. Успокойся! И я успокоюсь. Мне страх опостылел. Плохо быть одному во мраке затемненного этого мира. Мы не можем жить друг без друга.

* * *

Зачем же люди плачут по домам, не выходя на улицу, не собираясь на площадях, открытых всем ветрам? Зачем они, от боли содрогаясь, прижав к глазам измученным платок, рыдают немощно? Из этих слез соленых такой бы ринулся по городу поток бушующий, от этих горьких стонов такой бы смерч пронесся но жилью и грозное перо такие б обвиненья вписало в книгу, Венгрия, твою,- что даже мертвые во всем твоем краю восстали б, требуя отмщенья!

* * *

Черные руки вздымают мосты. Мертвые люди вздымают персты. Мать моя, руку вздымаешь и ты. Черною тенью скользят облака. С визгом и воплем несется река. Давит ее человечья тоска. Нет ей покоя от мертвых гостей. Русло от боли сжимается в ней. Волны – и те человечней людей. Вихри – и те человечней врага. В ужасе гонят они облака. Полная слез, негодует река.

РАЗДУМЬЕ

Буря прошла, отгремела гроза, улетая. Всхлипнув от слез, засыпает в кроватке дитя. Падая наземь, струится вода дождевая, тихо лепечут последние капли дождя. Мать моя смотрит сквозь окна души моей снова. В сердце мне льется сияние светлых очей. Плачет душа, но отчаянья нет уж былого. Только слеза моя все горячей…

* * *

На плечах – полсотни годов. В голове – полтыщи стихов. Нарастает горечь во мне… Не до шуток, не до пустяков. С этой горечью, с этой старостью, с этой бренностью и усталостью, словно крыша в день буревой, смерть трещит над моей головой. На дворе весны новоселье соком жизненным орошено. Мне бодливое это веселье Ни к чему, Только мучит оно. Вслед легенде, я повторяю: «Для чего ты оставил меня?» И кричу я, в огне полыхая, что во мне уже мало огня.

* * *

Я половину хлеба съел, и стал я тем, чем стать успел. И над моею головой не веет грозный рок. Но об одном печаль моя: из дел земного бытия лишь половину сделал я того, что сделать мог.

* * *

Утро весеннее, тополь седой, красный закат над листвой молодой, тихая ночь с одинокой звездой - первыми вы научили любить мальчика, бывшего некогда мной. Было моим только то, что любил. Животворящей весною я был. Не был бы я весной настоящей, если не стал бы листвою шумящей, если б закат и звезду позабыл.