Поглощенное время
Шрифт:
– Вы бы что со мной сделали?
– Да не торопитесь Вы! Видели этого мужика, Просто Шванк?
– Ничего интересного, мастер Тарантул!
– Ого, так вот Вы как! Ничего интересного, говорите? Так вот, этот дохляк был неделю назад приговорен к повешению.
– И что же?
– Не торопитесь! Купцы привозят к нам товары со всего света. В городе полно бедняков, что живут куда хуже, чем ваши рабы. Если там вспыхнет болезнь, а они легко заболевают и умирают, то зараза расползется повсюду и уйдет за пределы города... Так вот, купцы на неделю запирают свои новые привозные товары на складах, их там окуривают... Если есть хоть какие-то сомнения, то вместе с товарами запирают приговоренного
– А если преступник выживет?
– Так почти всегда и бывает... Градоначальник помилует его и отпустит из города. Шванк, наш ученик привел Вас сюда, чтобы... э-э...
– Напугать?
– Впечатлить. Если бы Вы проникли к Пиктору, я оставил бы в заключении и Вас.
– Понял, Скопас, понял... На самом-то деле я хотел переговорить с Вами, узнать, что будет с Пиктором? Вы ведь не пропустили даже Эомера...
– Что сказать? Ему очень плохо, ему угрожает тление, и мы лечим его пока льдом и солью. Если сердце выдержит, то созреет гнойник, и я его вскрою. Я сделал ему разрезы от стопы до паха, теперь сукровица вытекает, и ему не так больно. Но он сейчас очень, очень заразен.
– А он говорит, что удерживает ее?
– Да. А кого это?
– Демона смерти.
Врач молниеносно удивился:
– Так это не бред?
– Нет. Мы видели ее.
– Ее?
– Демона безумной смерти. Пожирательницу Плоти.
– Что ж... Тем лучше. Значит, сознание у него ясное.
– Скопас, передайте ему... Впрочем, нет. Как Вы думаете, ему будет лучше, если он отпустит демона? Или если и дальше будет его держать?
– Не знаю, Шванк...
– Скажите ему, что я ему помогу держать, я возьму ее на себя, если он устанет, ладно?
– Конечно, скажу.
– А Вы верите в демонов или богов?
– Нет. Нас касаются те из них, кого создаем мы сами. А так - живем мы, живут и они... Я передам - Вам и Эомеру - когда созреет гнойник. Расскажу, что мы сделали. Но, даже если повезет, он всю жизнь будет хромать, нога иссохнет... но, Шванк, в опасности не только он! Следите за собой, пожалуйста! И за тем Вашим другом, который задыхался. Он здоров сейчас?
– Я не знаю, он кается.
– Будьте осторожны. Кушайте, отдыхайте, гуляйте хотя бы Вы!
– До свидания, Скопас. Спасибо Вам!
***
Кушайте, отдыхайте, гуляйте! А почему бы и нет? Последние дни Гебхардт Шванк, трувер, не мог даже прямо сидеть за столом и читать, а уж писать, сочинять... Кушайте, отдыхайте, гуляйте. Так он и сделал. Сначала пошел в пивную и съел там пирожок - сам не понял, с чем, и аппетита у него не прибавилось. Когда выпил кружку крепкого пива, понял, что пирожок был с грибами.
Шванку было до тошноты противно. Старый и капризный злыдень Эомер согласен с тем, что Пикси сделался наживкой; да и сам Пикси этого хочет, их обоих интересует только Пожирательница Плоти. Смешной Филипп, он гонялся за нею, как мальчик за бабочкой, пусть это и выглядело как соблазнение, как убийство... На самом деле Филипп хотел всего-навсего поймать ее и посадить в клетку - если найдется для такой подходящая клетка. И Скопас, лекарь Коса - человек добрый и заботливый. Каково ему быть палачом для этого мужичонки? И мальчик, который так был уверен, что сможет напугать его, Шванка...
Тут Шванка чуть не вырвало, и он пришел в совершенное бешенство. Если кто и виноват, так этот сумасброд, самодур, епископ Панкратий! Роман ему подавай, а как и когда его писать?! Послал их, беззащитных, на неизвестность - и даже результатом не интересуется, у него, видите
Кушайте, отдыхайте, гуляйте! Гебхадрт Шванк на выпрямленных ногах, печатая шаг, отправился на базар, да не на привычную барахолку, нет! Он пошел туда, где продаются новое платье и новые вещи. Там, отчаянно и ядовито торгуясь, он купил себе плотные синие штаны, деревянные башмаки, сразу пять пар пестрых шерстяных носков, две рубашки - не белые, как привык, а ярко-голубую и оливково-зеленую, широкий пояс и нож в ножнах, еще больше и тяжелее прежнего. Сложил все это в новый заплечный мешок и отправился куда глаза глядят.
***
После четвертой кружки в еще каком-то заведении Шванк сказал:
– Оп-па! А вот и ты!
– оставил медячок под солонкою и вышел.
Увидал он крысу, но очень крупную. Подошла зверюга вроде бы доверчиво; посмотрела, не упадет ли что со стола, получила с шута кусочек хлебца, вымоченный в пиве, изящно вильнула хвостом и понесла подачку к выходу. Шванк, стараясь не шуметь, не тревожить ее, отправился следом. Может быть, это была та самая крыса, что дразнила Филиппа на могильниках, но, вероятнее всего, не та.
И Гебхардт Шванк шел себе и шел, следил, как она уворачивается от сапог, деревянных башмаков, от туфелек и от копыт, глядел под ноги и при этом сам как-то не наталкивался на прохожих.
Может быть, крыса была именно та самая. Уж очень долго она не пыталась свернуть, улизнуть, куда-то спрятаться... Но, когда наметился вечер, крыса все-таки свернула. Она прямо с места вскочила на воз сена и - дальше Шванк не увидел - то ли побежала дальше, то ли где-то зарылась в стебли. Шут чихнул - не будешь ведь спрашивать у возчиков: "Мужики, вы тут крысу не видали? Серую, здоровую?", не будешь и сено разгребать... Что подумают трезвые возчики о таком вот пьяном шуте?
Шванк ушел за обозом из города, а потом стоял за воротами и пропускал ездоков дальше, воз за возом. Была у него одна странная особенность, из-за которой он обычно избегал попоек. Начиная пьянеть, все вокруг он видел ясно, и лишь люди казались ему темными тенями, размазанными по воздуху; после такого хотелось набраться еще больше - если это удавалось, то люди снова становились плотными, еще живее прежнего.
Так шут стоял, проветривался и провожал возы. В конце концов показалась почти пустая телега, только черная, как лаковая шкатулочка. Детали у телеги были обыкновенные, грубые, мужицкие, а колеса с пронзительным скрипом. Так что черное ее изящество казалось совершенно неуместным и даже страшноватым. Катила телегу пара старых и тощих белых кляч в гречке. Телега остановилась, и Шванк успел только вяло подумать: "Ну, будет мне сейчас за недобрый глаз..." и даже не потянулся к ножу; знал он, что отточенные ножи на рынке продавать запрещено, во избежание...
Но возница радостно спросил:
– Мужик, выпить хочешь? Надо флягу-то кончать.
– Хочу.
– Тогда садись!
Шут устроился рядом; в руки ему была тут же сунута фляга, чем-то плескавшая у самого дна. Шванк глотнул вонючего огня, раскашлялся - и возница в его глазах немедленно ожил, обрел уютную плоть; это был длинный рыжий малый с плоским скуластым лицом.
– На здоровье!
– сказал возница.
– А в честь чего пьем?
– Так ты посмотри!
Шванк обернулся и увидел: телега оборудована двумя поперечными лавками, к каждой привинчены крепкие железные кольца. А все пространство между ними занял неструганный гроб, грязный, не раз использованный. По тому, как этот гроб подскакивал на выбоинах, можно было понять, что сейчас он пуст.