Поглощенное время
Шрифт:
– Ладно, девочки, - сказало страшилище, - останетесь с ним на ночь. А утром путь он вам повозку закажет.
– Хорошо, господин, - отозвалась старшая и сделала шутовской реверанс.
Сидели в парной (дамы - в простынях, Шванк - полностью одетый и в вязаной грязной шапке), пили, ели. Потом повторили то же самое. Дамы, заподозрив, что клиент - импотент, перестали стесняться, разделись полностью и попрыгали в горячий глубокий бассейн с резными морскими коньками на мраморных плитках, начали брызгаться - сначала друг в друга, а потом, разбушевавшись, и в клиента. Самая дородная предложила сделать ему сидячую ледяную ванну, для укрепления фалла.
Шванк,
– Давай, я буду звать тебя Пятачок?
– спросила рыжая.
– Ты мне нравишься, - добавила самая юная.
– Спасибо, - сквозь слезы пробормотал Шванк.
– Смотри-ка ты, он все еще одет!
– заявила блондинка, и эти три фурии кинулись раздевать клиента. Когда увидели, кто он, присмирели и засмущались. Тогда Гебхардт Шванк громогласно объявил, что его кастрировали чуть ли не младенцем и что сегодня в первый раз в жизни видит совершенно голых женщин - если не считать полураздетых актрис, но это в юности, ничего любопытного. А вот нынешние спутницы ему, Шванку, очень нравятся. Тут блудницы расхохотались, расцеловали шута в обе щечки, облили остатками красного вина и окунули в бассейн с головой.
Чуть позже самая юная отпросилась к банщикам и вернулась уже под утро, распаренная, усталая и довольная. Пятачок-Шванк так о чем-то и беседовал с оставшимися матронами, пел им, а они то оттирали его, то массировали - да похваливали, какая у него спинка - мягкая, белая да гладкая. Матрона постарше выстирала и высушила в каморке с сухим жаром его почти прозрачную мягкую рубаху.
Утром она сказала:
– Нам пора. Пятачок, а пойдем с нами на базар? Так надо.
– Рано же еще.
– Нет, нужные торговцы работают круглые сутки.
В рассветном тумане блудницы как-то нашли нужную палатку, и Шванк сделал им подарки - бритвы и щипчики, костяные заколки-гребни и красный кружевной платочек; кому что досталось, он уже забыл. Потом нанял возок и спрыгнул возле храма, а его дамы покатили дальше.
Странно, но до самого вечера он сидел в библиотеке и что-то писал, но потом разорвал все - лист за листом - и унес в огненную яму. Никого в библиотеке не было, даже Эомера. Весь день.
***
Тут солнечный луч ушел с постели, и Шванк окончательно решил просыпаться и идти точить нож. За дверью кто-то переговаривался нарочито громко, топтались прислужницы.
– Хлоя, Федра, да заходите вы! Я не голый.
Девушки, беляночка и чернушка, вошли. Шванк подарил им по мелкой серебряной монетке и спросил:
– Я буянил?
– Нет, господин мой, - отвечала беляночка Хлоя, - Привратница сказала, что Вы любезно поздоровались и сразу ушли в библиотеку.
– А здесь?
– Нет, - ответила Федра, - Вы мило извинились и сразу легли спать.
– Я блевал?
– Нет, нет, что Вы, господин!
– рассмеялась Хлоя, - Вам принести завтрак или воды с лимоном?
– Нет, не надо. Но спасибо.
Девушки гуськом удалились и рассмеялись уже в коридоре. Гебхардт Шванк блаженно потянулся и решил, что отдыхал он вполне безобидно и никакого вреда никому не причинил.
А сейчас он надел новую голубую рубаху, новые штаны,
Там его по традиции заставили вертеть ручку точильного колеса.
Нож получился хорош - не перерубал, конечно же, волосок на лету, но превосходно резал пергамент и глубоко вонзался в дерево.
***
После вчерашнего Шванку было стыдно даже входить в библиотеку. Поэтому сначала он решил обойти двор по периметру. Возвращаясь через полчаса к надгробию еще вполне живого и деятельно, но крайне нелюдимого мастера Махона, он вдруг понял: а ведь рабы перестали его травить! Какой-то глистообразный мужичок поравнялся с ним, взглянул уважительно, да так и шмыгнул вперед... Удивительно - ведь и их привычной игрушки, мастера Пикси, нет на месте...
Когда наш трувер возвратился все-таки в библиотеку, он понял, что произошло. Сейчас на месте был и Эомер, и его школяры. И вчера ночью старик в здании Картотеки был, но не там, где обычно.
Здание Картотеки изначально построено в виде креста: Зал Реликвий слева, Библиотека справа; из нее в Скрипторий, что расположен спереди, ведет косая галерея. А сзади - длинный зал, где занимаются школяры. В центре - четырехугольный зал без окон, где и расположена святая святых - сама Картотека. У нее есть еще один этаж, подвальный, где на случай пожара хранятся оригиналы всех документов и некоторые самые ценные копии. Туда-то и спускался каждый вечер Эомер, опираясь на свою табуретку. Казарма рабов больше не принимала его - то ли норов у старика вконец испортился, то ли рабы не могли простить ему поездки в лечебницу в паланкине, на себе подобных. Или просто рабам нужен козел отпущения, желательно каждый раз новый. Рабы забывчивы и обидчивы при этом.
Косичка шута показалась какой-то слишком тяжелой, мешающей. Он взял ее в горсть и сорвал новый жесткий бантик. Посмотрел - ленточка была красной. Шванк привязал ее к дверной ручке и вошел в библиотеку.
Поздоровавшись по-германски со старым знакомым Шванком, беленький милый Хельмут сказал:
– Я подобрал вчера Ваш листок. Он на Вашем столике.
– Спасибо, дружок, - тревожно ответил шут и метнул беспокойный взгляд на Эомера.
Тот не читал, а мечтательно поглядывал в окно и слегка улыбался. Услышав шаги, он обернулся и внимательно оглядел новое лицо трувера - наверное, его впечатлили кровоподтеки. Старик таинственно улыбнулся - он, казалось, впервые по-настоящему увидел того, кто так ему не нравился. Так вот он какой, Эомер: раздраженные синие глаза, а низ лица совершенно деформирован старостью, создан из сплошных складок, покрытых короткою серебристой щетинкой - старик бреется раз-два в неделю, чтобы не ходить с вечно изрезанным лицом... Старый раб потянул фаллообразным носищем и гнусно захихикал:
– Так-так! Красное вино и стоялый мед. Еще и пиво с брагой. И духи, дешевые, разные! Ничего себе! Ай да овечка...
Гебхардт Шванк молчал, удивленный.
– Хорошо, что Вы вернулись, Шванк.
– А что?
– Было бы жаль терять такого певчего. Вот погодите - скоро праздник Первинок, а потом Вам опять можно будет петь в хоре. Поговорите сегодня-завтра с Агафоном, мастером хора.
– Да, мастер Эомер. А теперь мне пора за работу.
– Погодите. Вчера с переговоров вернулся Его преосвященство. Скоро он Вас призовет.