Похититель бурбона
Шрифт:
– Сядь, Тамара. Давай же.
Она ощутила под собой сильную руку, заставляющую ее сесть.
– Я сплю.
– Не спи. Ты не захочешь просыпаться. Давай же.
Она жадно пила воду, желая большего. Наконец, она открыла глаза.
Перед ней на коленях стояла мужчина. Она узнала лицо, хотя не могла вспомнить имя.
– Я тебя знаю, - сказала она.
– Тебе ли меня не знать, - ответил он.
– Мы женаты.
– Разве я не сожгла тебя дотла?
– Ты определенно пыталась, Ржавая.
Ржавая… как только он произнес это слово, она поняла
– Леви.
– Это я. Ты знаешь, кто ты?
– спросил он, поднося бутылку воды к ее губам. Она пыталась забрать ее из его рук, но поняла, что ее руки слишком сильно дрожали.
– Позволь мне. Ты даже не можешь поднять руки.
– Я могу.
– Ее голос был тихим и изможденным. Она держала бутылку ровно для того, чтобы доказать, что может, и делала большие глотки. Медленно она пришла в себя, будто вырвалась из сна и не была до конца уверена, что было реальностью, а что сном.
– Леви, - сказала она, поставив бутылку на каменную скамью рядом с собой. Только это была не скамья, а валун.
– Так меня зовут. Ты знаешь свое имя?
– Тамара.
– Тамара?
Она посмотрела ему в глаза и увидела в них злость, а под злостью был страх.
– Мэддокс, - добавила она.
– Почти.
Тамара прижала руку к голове и заставила себя вспомнить то, что она не хотела помнить. Ее звали Тамара Белль Мэддокс. Ей семнадцать. Она замужем за Леви Шелби. Она не… Нет, она определенно не вышла за Жюльена Сент-Круа. Это всего лишь сон.
– Тамара, ты хоть представляешь, как сильно меня напугала?
– Я напугала тебя? Забавно.
– Она пьяно усмехнулась, будто выпила бутылку бурбона, а не воды.
– Ты знаешь, сколько тебя не было?
Она покачала головой.
– Два дня, Тамара. Целых два дня я бродил с Боуэном и Белым псом, пытаясь тебя найти. Боуэн пошел в полицию.
– Нет. Не надо полиции. Они позвонят маме.
– Думаю, это наименьшая из проблем.
– Она самая большая наша проблема.
Тамара потерла лоб, где пульсировал узел боли.
– Два дня, Тамара. Ты слышишь? Тебя не было два дня. Тебе повезло оказаться живой.
Она посмотрела на себя, свою лодыжку, красную и опухшую, порезы и царапины на ногах от лодыжки до колена. Руки были грязными, грязь под ногтями и кровь на ладонях из-за царапин, когда она пыталась подняться после падения. Леви осторожно прижимал носовой платок к ее лицу, и она заметила, что тот покрыт кровью.
– Я?
– Тамара, с тобой все в порядке?
– спросил Леви. Он обхватил ее лицо обеими ладонями и посмотрел в глаза, будто искал следы повреждения.
– Нет.
– Не думаю. Пойдем, доставим тебя в больницу.
– Мне не нужна больница.
– Ты только что сказала…
– Мне не нужна больница. Мне не нужен доктор. Мне нужно…
– Что тебе нужно? Ответь. И я достану это для тебя.
– Мне нужно, чтобы ты меня не ненавидел.
Леви отшатнулся и прищурился.
– Почему ты считаешь, что я тебя ненавижу?
– Потому что тебе плевать на меня. Ты сам так сказал.
Леви тяжело вздохнул и встал.
– Мне не плевать на тебя, - ответил он. Его руки были скрещены на груди, его большие руки, его широкая грудь.
– Ты сказал, что знаешь о дедушке, о том, как он пытался завести сына.
– Да, знаю. Боуэн рассказал. Тамара, послушай, то, что твой дедушка делал с твоей мамой, было ужасно. Но это не повод вырубать весь остров. Я слышал о взрывном характере, но твой не имеет равных.
– Что ты имеешь в виду, говоря о том, что делал дедушка с мамой?
– То, о чем я сказал два дня назад.
– Он нахмурился и снова посмотрел на нее, будто ей не хватает винтика в голове. Может, так и было. Она была уверена, что он сказал, что знает, и ему все равно, что дедушка пытался изнасиловать ее и обрюхатить. Но он говорил не о ней. Он говорил о маме?
– Что дедушка сделал с мамой?
– Я думал, ты знаешь. Ты вела себя так.
– Он пожал плечам и опять вздохнул.
– Боуэн говорит, из-за этого твой папа и покончил с собой. Он вернулся домой из деловой поездки и обнаружил жену в постели собственного отца, моего отца.
– Мама и дедушка?
– Ее разум пришел в хаос.
Леви медленно кивнул.
– Очевидно, он хотел мальчика. На тот момент у него было трое сыновей - один мертв, второй не интересовался продолжением рода, третий от черной мамаши. Поэтому он спал с твоей матерью, пытаясь заделать ей своего ребенка, чтобы все думали, что он от Нэша. Учитывая, какой женщиной была твоя мать, полагаю, она согласилась на это предложение ради того, чтобы остаться в милости дедушки. И, скорее всего, из-за денег.
Мама… Он говорил о маме. Ее мама и дедушка. Вот что знал Леви, и ему было плевать.
– Тамара, ты знаешь, что мне не плевать на тебя. Знаешь, верно?
– Леви снова опустился перед ней на колени. Он обхватил ее лицо ладонями.
– Ты должна знать.
– Я не знала.
– Я женился на тебе, чтобы уберечь от свадьбы с другим чокнутым старикашкой, который использовал бы тебя и делал больно, и обращался с тобой как с собственностью. Ты казалась такой решительной и такой…
– Глупой?
– Юной.
– Я не такая юная, как выгляжу.
– Нет, но ты не настолько взрослая, как думаешь. Я не хочу становиться в позу, но должен, если ты пытаешься продать этот остров лесозаготовительной фирме, чтобы позлить мать и деда, который вертится в своей могиле, пока мы говорим.
– Я делала это не просто назло им.
– Тогда почему? Почему я должен отступить и позволить тебе срубить все деревья до одного? Потому что, не знаю как ты, но мне вроде как нравится здесь. Это первое место, где я жил и ощущал, будто оно мое, и тут мой дом. Если ты хочешь, чтобы я отступил и смотрел, как ты его разрушаешь, тебе лучше назвать вескую причину.