Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика
Шрифт:
Шеф «Монако» сидел, уронив голову на руки и уставившись на носок ботинка под столом, как человек, который силится победить зубную боль.
— Додик, это безобразие! — наконец не выдержал он, отрывая голову от руки и являя миру своё лицо, побагровевшее от прилива крови, воздержания и праведной обиды. — Скажи, за что я дал такой шикарнейший товар?!
— Ну, будь эстетом, Алик... Неужели интересно выиграть девчонку и просто затащить её в постель? Послушай Баха, затем будет встреча с депутатом Жовтневого райсовета и интервью с известным автором-сатириком.
— Не я один, нас шесть
— Не страшно! Чуть нервов, перца. Немножко интеллигентного садизма. Игра чувств! Контраст желаний, и только после этого любовь… А? Взрыв страстей! Объятия дубль-прокурорши... Ты увидишь, как это прекрасно!
Шеф «Монако» подавленно молчал, как человек, повторно обманутый судьбой.
Между тем исполнительный директор «В. Х.» почувствовал, что в зале зреют семена гнева.
Слышались шёпот, сморканье, реплики. Началось движение по залу. Только темноволосые арабы сидели и безропотно слушали «Сарабанду» Баха с той набожной покорностью судьбе, какую предписывал им Коран.
Исполнительный директор «В.Х.» стоял в боевой позе кенгуру, готовый воспользоваться малейшей паузой, чтобы смести малыша со сцены. Он с ужасом думал о провале и той неумолимой реакции людей, которые финансировали вечернюю программу. От этих мыслей голова директора покрывалась тяжёлым чугунным колпаком, а ноги пустели, как у резиновой куклы, из которой уходил воздух. Он с ненавистью смотрел на виртуоза-малыша, силясь угадать, на сколько у него хватит концертного завода. Временами мальчонка замирал, опуская головку и смычок, и директор делал спринтерский рывок вперёд, но тут же вскидывал кулак — фальстарт!.. Ребёнок вздрагивал, закрывал глазенки и снова извлекал меланхолию смычком.
Но вот он встал и поклонился публике. Раздался массовый вздох облегчения. Но прежде чем затихли смех и гром насмешливых оваций, Гаррик Довидер вынес второй стул и, к гневному изумлению зрителей, на него взгромоздился ещё один коротышка с концертной бабочкой и виолончелью.
Пряча лукавые улыбки, как того требовала этика музыкального сюрприза, детишки дружно взмахнули смычками — и «Сарабанда» Баха сменилась адажио Франца Шуберта.
— Что делать? — в панике спросил директор.
Режиссёр осторожно почесал макушку, легко касаясь её безымянным пальцем, перебросил мундштук с сигаретой из правого в левый угол рта и скрипуче произнёс:
— Надо выпускать кордебалет.
— Под адажио Франца Шуберта?! — изумился директор.
— Да.
— Прекрасная идея! — подхватила зам. директора «В.Х.»— Это сюр! Чистейший сюр! Виля, ты гений. Чародей... Пусть играют Шуберта, а я сейчас выпущу девчонок.
Она бросилась к карману сцены, чтобы исполнить это намерение, но оказалось, что Довидер тоже не дремал: как только девицы стали в ряд на изготовку, он проворно отступил к пакетнику и нажал на кнопку. Занавес тотчас же опустился, отсекая кордебалет от виртуозов-малышей. «Ты что, с ума сошёл?! — зашипел директор, пытаясь обойти Довидера и прорваться к кнопке, но тот стоял несокрушимо, как утёс.
Тогда директор отступил на шаг, скрестил руки на груди и,
— Гаррик, ты всё учёл? Подумай... Ты что, не знаешь, кого ты дразнишь? Или тебе перечислить имена?! Смотри... Тут тебе не Хайфа. У нас за это отбивают головы и взрывают машины!
— Женя, не пугай меня, не надо, я вырос на ножах!
Зам. директора «Х.В.» оттеснила первое лицо.
— Обождите, дайте я! Я знаю, как с ним разговаривать. Гаррик, ты всегда был умным человеком!
— Зиночка, но это дети, вундеркинды.
— Гаррик, у меня ребёнок тоже. В Балтиморе! Девочка закончила медин, а там вытирает задницы старым инвалидам, потому что не может получить лицензию врача. Я должна помочь ребёнку, Гаррик!
— Но это музыка, искусство. Зина, ты слышишь эти звуки? Ты сейчас увидишь слезы, Зиночка, святые слезы.
— Гаррик, перестань! — сорвалась зам. директора «В.Х». — Не надо мне рассказывать про слезы и искусство... Я ещё помню, когда ты ходил в морской фуражке с крабом и уверял московских тёлок, что ты грузин. Убери свой палец с кнопки!
Она поправила шиньон, как солдат пилотку, и решительно шагнула к Гаррику Довидеру, но между ними стал Берлянчик, который подоспел товарищу на помощь.
— Зина, — сказал он, — в конце концов это просто непорядочно... Когда мы создавали эту фирму, речь шла только о «Виртуозах Хаджибея», и это записано у нас в уставе. Тогда о Балтиморе и стриптизе никто не говорил... Надо было сразу мне сказать: «Додик, мы вкладываем деньги для того, чтобы Рена не вытирала задницы балтиморским инвалидам!» — и тогда бы я подумал: соглашаться или нет.
Режиссёр пожал плечами и нетерпеливо произнёс:
— Господа, господа... Девушки остынут, вы это можете понять? Вы что хотите, чтобы они раздевались с перекошенными лицами?
Тут исполнительного директора «В.Х.», видимо, обуял грозный дух таинственных силовых возможностей, на попечении которых находилась его организация, и с криком «В конце концов мне это надоело!» он победно заморгал и бросился на Гаррика Довидера, который принял его в свои могучие объятия с гостеприимной ухмылкой на лице. При этом голова директора беспомощно мотнулась над его плечом и стукнулась о муляж конского крупа, который царственно возвышался над прочим клубным реквизитом. Директор вскрикнул от боли, запрокинул голову с густой тыльносторонней шевелюрой и зажал двумя пальцами нос, из которого выкатилась струйка крови.
— Жлоб! Хулиган! — возмутилась зам. директора «В.Х.» — Ты, липовый грузин... где ты находишься?! Я сейчас вызову ребят… Смотрите, он ударил человека!
— До коови, — печально уточнил директор.
Зам. директора «В.Х.» помчалась за подмогой, отшвырнув в сторону Берлянчика и растолкав делегацию возмущённых призёров, которая решительно двигалась ей навстречу.
Шествие замыкал престарелый немец — коммерсант, который прибыл по делам своем фирмы, поставляющей подержанные «Мерседесы». Не понимания цели похода, он упрямо и весело ковылял в хвосте группы, не взирая на уговоры своих одесских компаньонов. Берлянчик бросился им навстречу, разведя руки широким библейским крестом.