Похождения инвалида, фата и философа Додика Берлянчика
Шрифт:
— Что ты имеешь ввиду?
— «Клуб гениев». Это идея, конечно, романтическая и, как человек трудной нравственной судьбы, я — «за» руками и ногами. Но завод? — Он кисло поморщился и пожал плечами. — Зачем тебе завод?
— Пойми, «Клуб гениев» потребует больших и, главное, стабильных денег, а их может дать только производство.
— Какое производство?.. От него осталось только имя и большая кирпичная труба. Да и то без дыма.
— Дым будет, не волнуйся.
— Додик, я в тебе не сомневаюсь, но...
— Погоди! — перебил Берлянчик. — Давай вернёмся к философской стороне
— Гммм... — пробормотал Довидер, опуская веки. — Новых Гоголей и Толстых?
— Вот именно! — кивнул Берлянчик. — Ты представь их участь, Гаррик. Их сегодня ненавидят все: родные — за бесперспективность, друзья — за комплексы, женщины — за нищету, окружение — за превосходство, критики — за то, что эти люди вне их понимания и признают только совершенство... И в этой нестерпимой пытке — между осознанием своих возможностей и дикими реалиями — они спиваются и вешаются. — Я — их последняя надежда! Я, я... Давид Берлянчик!
Бывший «ломщик» с уважением посмотрел на друга.
— Значит всё упирается в долю «Миража»?
— Да.
Гаррик наморщил лоб, плотно сжал мясистые губы, надув их крупными бильярдными шарами, и крепко задумался.
— Послушай, — вдруг сказал он, проясняясь лицом. — Я, кажется, знаю, кто может спасти гениев…
— Ну, ну? Выкладывай?
— Билл О’Конноли!
— А кто это? Я не знаю.
— Один знакомый аферист.
— А что это за имя — Билл О’Конноли?
— Нет, так его зовут в Нью-Йорке, а вообще он Боря Кац… Додик, это отличная идея! Надо Борю запустить в «Мираж».
— Билл О’Кац... — задумался Берлянчик. — А давно ты с ним знаком?
— С Борей О’Конноли? Ха-ха… Ещё со времён косыгинских реформ. Господи меня прости… Я помню, мы в Риге продали «Обнажённую Данаю» одному голландцу — подлинник, конечно. Когда он его в своём Амстердаме развернул, то едва не застрелился. Там был портрет маршала Будённого в полный рост и на коне. Ну, а потом мы занялись в Ташкенте серьёзным производством: открыли цех по изготовлению красителей. По соседству с земляками-одесситами. Ехидные оказались ребята! Наживали кучи денег, а над нами всё время насмехались, хотя мы зарабатывали не меньше их.
— И тоже на красителях?
— Нет, — сказал Довидер, и лицо его осветилось тихой девичьей застенчивостью. — Мы их обставили в барбут. Нет, Додик, в Боре ты не сомневайся, я его знаю, как облупленного.
Бесшумно преследуя горизонт, яхта «Папирус» ушла на расстояние, разрешённое пограничными властями, описала широкую дугу и стала возвращаться к причалу. Предметы на берегу начали вырастать в размерах и возвращать себе очертания. Спустя полчаса Берлянчик и Довидер ступили на берег. Они миновали широкую площадь и по крутой полуразрушенной
В Думе Берлянчика ждал неприятный сюрприз. В дверях одного из кабинетов, дружески обняв его хозяина за плечо, стоял Пума, хозяин страшной дачи.
— Здравствуйте, господин Берлянчик!
Бандит подмигнул своему приятелю и попрощался с ним дружеским жестом — шлепком ладони об ладонь, а затем предложил Берлянчику выйти на бульвар и побеседовать в машине.
— Не бойтесь, господин Берлянчик, не будет никаких эксцессов. Обещаю вам.
Берлянчик вопросительно посмотрел на Гаррика Довидера, и тот ответил ему чуть заметным кивком.
За несколько шагов до шикарного «Ауди», припаркованного в переулке Чайковского, Берлянчик угадал нежный силуэт своей дачной знакомой, который едва прорисовывался сквозь тёмное, тонированное стекло.
— Познакомься, Ира, — сказал хозяин машины с обычным своим лёгким подсапыванием, открыв дверцу «Ауди». — Мой друг господин Берлянчик.
— Профессор Берлянчик, — уточнил Додик, что для обоих супругов прозвучало совершенно естественно. Если муж это воспринял как шутливую самоиронию и желание подхватить его тон, то для супруги это должно было явиться осторожным напоминанием о блаженных минутах, проведённых с Берлянчиком в стенном шкафу. Она протянула Додику руку и посмотрела на него, как в пустоту. На заднем сидении за её спиной, тыча в хозяйку носом и теребя лапами, беспокойно елозил огромный доберман-пинчер. Берлянчик подумал, что крайне серьёзным выражением глаз он напоминает бухгалтера районной столовой. Молодая женщина смахнула собачью лапу со своего плеча и отвернулась.
Мафиози жестом пригласил Берлянчика в машину. С опаской покосившись на беспокойного «бухгалтера», Додик осторожно устроился рядом с ним. В машине пахло французскими духами, свежевымытой собачьей шерстью, нагретостью дорогой аппаратуры и ароматизированной пастой для приборной панели.
— Ира, прогуляйся по бульвару. Мы немного побеседуем.
Женщина открыла дверцу и вышла из машины.
— Господин Берлянчик, — сказал Пума, — как вы смотрите на то, если мы вернёмся к нормальным мирным отношениям?
Берлянчик ещё раз воздал хвалу сказочному всесилию венеролога и ответил:
— Честно говоря, с восторгом!
— Я надеюсь, вы не сильно обиделись на нас?
— Ну, как сказать... Если вам ночью затыкают кляпом рот, а потом крадут через окно, то сами понимаете. Чувствуешь себя не так, как в Кремле на юбилее.
— Ну, тут мы оба виноваты. Давайте будем справедливы, господин Берлянчик. Скажите, вы бы купили ваши «Виртуозы Хаджибея», да ещё за такую мизерную цену, если бы Газецкий не просил меня об этом? Нет. А получили бы льготный банковский кредит? Тоже нет. А вы сорвали платный вечер и угостили нас концертом скрипачей.