Пол и секуляризм
Шрифт:
Конечно, по всему политическому спектру наблюдалось сопротивление этим идеям. Либералы, социалисты и феминистки утверждали, что воспроизводство, подобно производству, должно быть организовано коллективно и что женщинам должен предоставляться равный доступ к образованию, работе и гражданству, несмотря на то что именно они рожают детей. Мэри Уолстонкрафт в своем «Требовании прав для женщин» (1792) разражалась проклятьями в адрес несправедливых законов и практик, которые отказывали женщинам в образовании и политических правах. В следующем столетии Джон Стюарт Милль в «Угнетении женщин» (1869) разоблачал и отвергал идею существования природных различий, которые бы оправдывали неравенство полов. Альтернативное видение сексуальных союзов и семьи занимало центральное место в экспериментах так называемых утопических социалистов в Европе и в Соединенных Штатах в XIX и XX веках: сюда включалось создание коммунальных домохозяйств и признание экономической ценности неоплачиваемого домашнего труда женщин. Вот что пишет Циммерман:
Подобно тому, как сексуальность, родство и домохозяйство имели
Эта критика только подчеркивает тот факт, что политика национального государства эпохи модерна включала в себя управление и контроль за якобы частной жизнью населения; четкие линии гендерного различия были неотъемлемой частью господствующего мировоззрения, зародившегося в ней.
231
Zimmerman A. Alabama in Africa. P. 96.
Матрица полового различия
В версии истории, представленной секуляризмом, упадок религии сменился подъемом науки; Природа заняла место Бога; бессмертие достигалось посредством человеческой репродукции, а взаимодополняющая роль полов обеспечивала и настоящее, и будущее. Публичное отчуждение мужчин искупалось приватной аффектацией женщин, а фрагментирующая деятельность рынка и политики возвращала целостность в лоне домашнего очага; единство и бессмертие — расы и нации — отныне обеспечивались одной только нуклеарной семьей, единственным легитимным местом для полового сношения как «воплощенной креативной силы», секса, ограниченного требованием репродукции, отсылающим уже не к Богу, а к спасению нации. С этим «репродуктивным футуризмом» поиски целостности и высшего смысла жизни сместились на производство детей, говоря словами Эдельман, иконического Ребенка, обещавшего подтвердить фантазию о том, что есть-таки высший смысл жизни, который может быть познан и реализован.
Акцент на репродукции заменял религиозное утешение научной уверенностью; он переносил страх смерти в политическую программу, нацеленную на сохранение не только жизни, но и нации. С ним гендерное разделение труда стало фундирующим для просвещенческого взгляда на представительское правление и воображаемую целостность и чистоту наций. И именно гендерное разделение труда определило секуляризм и использовалось во имя него. Приписываемое неоспоримой природе, различие между мужчинами и женщинами, по определению, по аналогии и в силу метафорической ассоциации, стало матрицей для всего социального и политического порядка [232] .
232
McClintock A. Family Feuds: Gender, Nationalism, and the Family // Feminist Review. 1993. № 44. P. 64.
Глава 3. Политическая эмансипация
В качестве точки отсчета новой секулярной эпохи, или хотя бы новых возможностей для гендерного равенства, часто называют демократическую революцию XVIII века, хотя ни Американская революция (1778), ни Французская (1789) не предоставили избирательное право женщинам. Считалось, что когда индивид (лишенный социальных маркеров) становится единицей политической идентификации, предоставление женщинам права голоса — всего лишь вопрос времени. Более того, если продолжить эту линию аргументации, обещание всеобщего равенства становится основанием для предоставления женщинам права голоса, поскольку пол не имеет значения при отправлении гражданских и политических прав.
Безусловно, послереволюционный идеал равенства стал вдохновением для женских движений, но на получение права голоса понадобилось больше столетия борьбы. И даже когда женщины наконец получили право голоса, вопрос об их пригодности в политике остался. Вопрос половой принадлежности так никогда и не потерял свою остроту, если речь заходила об осуществлении гражданства. Разделение труда по признаку пола, лежавшее в самой сердцевине дискурса секуляризма, предопределило аргументы за и против. Хотя Абигейл Адамс и понуждала своего мужа Джона Адамса, одного из создателей американской Конституции, «не забывать о дамах», поправка, предоставляющая избирательные права женщинам, была внесена только в 1919 году. Ответ Адамса жене резюмирует решимость отцов-основателей: «Будь уверена, — писал он, — мы придумаем что-то получше, чем отмена Мужской системы» [233] . Во Франции, несмотря на то что Олимпия де Гуж в 1791 году в Декларации прав женщины и гражданки провозгласила права женщин как «пола, превосходящего всех красотой и отвагой при деторождении», француженки впервые пришли на выборы только в 1945-м [234] . Историк Элиан Вьенно указывает на долгую историю последовательного исключения: «каков бы ни был режим или электоральная система», мужчины, занимающие места во власти, с XVIII по XX века «в массе своей противились равенству полов и делали все, что в их силах, чтобы сохранить неравенство» [235] . Революционная идеология и демократическая практика
233
Цит. по: Lepore J. Comment: The Sovereignty of Women // New Yorker. 2016. April 18. P. 18.
234
Gouges O. de. Declaration des droits de la femme et de la citoyenne. Paris, 1791.
235
Viennot E. De l’Ancien Regime au Nouveau: La masculinite au fondement de la modernite // Les defis de la republique: Genre, territoires, citoyennete / Eds. B. Perreau, J. W. Scott. Paris, 2017.
Сопротивление предоставлению женщинам гражданских прав было связано не столько с медленным, хотя и неумолимым прогрессом либерально-демократических идей, сколько с противоречием, лежавшим в основе политического мышления, которое было неотъемлемой частью дискурса секуляризма. Либеральная политическая теория постулировала одинаковость всех индивидов как ключ к формальному равенству: абстрагированные от своих обстоятельств, они не имели заметного различия между собой, они как равные стояли перед законом. В то же время были различия, от которых, как считалось, абстрагироваться было нельзя: на людей, находившихся в зависимом положении (лишенных собственности крестьян, наемных рабочих, женщин, детей, рабов), нельзя было положиться как на автономных индивидов — в конце концов, автономия была основой основ в определении индивидуальности. Однако для исключения женщин была еще одна причина, и она касалась природного различия полов. Была ли одинаковость индивидов следствием абстрактности законов или предварительным условием для нее? Эти вопросы волновали политических теоретиков, когда они изобретали правила секулярного правления. Снова и снова мы наблюдаем, как они заверяют свою аудиторию, что (как выразился в 1880 году министр образования Франции) «равенство не есть тождество». Предоставление женщинам доступа к образованию, утверждал Поль Берт, не сделает мужчин и женщин одинаковыми [236] . Но когда дело доходило до политики, неодинаковость женщин и мужчин исключала равный доступ к правам гражданина.
236
Цит. по: Nye R. Masculinity and Male Codes of Honor in Modern France. Berkeley, 1998. P. 156.
Что касается расы, то по одновременно принципиальным и политическим причинам французы предоставили права рабам в 1794 году и дали цветным мужчинам статус гражданина (цветные мужчины получили право голоса в 1792 году. Наполеон снова ввел рабство в колониях в 1802-м, а затем запретил работорговлю — но не рабство — в 1815-м. Рабство было окончательно отменено в 1848 году). Но с женщинами была другая история. Если меньшинство представителей выступало за предоставление им права голоса, большинство полагало, что политическая сфера им чужда. Лидеры якобинцев недвусмысленно высказались на сей счет в 1793 году, когда запретили женские политические клубы. Говоря о биологическом различии полов, на котором зиждился дискурс секуляризма, Андрэ Амар, член Комитета общей безопасности, так объяснял, почему женщинам не разрешается «пользоваться политическими правами и вмешиваться в дела правительства»:
Потому что им придется пожертвовать самыми важными заботами, к которым призывает их естество. Приватные функции, для которых женщины предназначены самой своей природой, имеют отношение к общему порядку общества; этот общественный порядок — результат различия мужчин и женщин. Каждый пол призывается к того рода занятию, которое больше всего для него подходит; его действие ограничивается кругом, из которого ему невозможно вырваться, потому что природа, поставившая людям подобные пределы, распоряжается единолично и не подчиняется закону [237] .
237
Цит. по: Women in Revolutionary Paris, 1789–1795 / Eds. D. Gay Levy, D. Branson Applewhite, M. Durham Johnson. Urbana: University of Illinois Press, 1979. P. 215.
Томас Джефферсон, полагавший, что неполноценность черных (по части «красоты и ума») оправдывала их порабощение, считал белых женщин слишком чувствительными для политики. Он хвалил американских женщин,
у которых было достаточно здравого смысла, чтобы ставить домашнее счастье превыше всего… Наши добродетельные дамы, я верю, слишком мудры, чтобы морщить лоб из-за политики. Они довольствуются тем, что смягчают и успокаивают умы своих мужей, возвращающихся с политических дебатов [238] .
238
Письмо Томаса Джефферсона Анне Уилинг Бингам, 11 мая 1788. http://www.let.rug.nl/usa/presidents/thomas-jefferson/letters-of-thomas-jefferson/jefl69.php.