Пол и секуляризм
Шрифт:
В первые годы Американской республики женщин называли «Республиканскими Матерями», на которых возлагалась задача по подготовке сыновей к тому, чтобы стать гражданами в будущем. Даже если это означало поощрение получения ими образования и предоставление им некоторых прерогатив в том, что касалось ухода за детьми, это не означало признания их публичными фигурами с правом голоса [239] .
Признание женщин непригодными для политики предшествовало по времени демократическим революциям; оно было заложено в политической теории, на которой эти революции основывались. В своей книге 1988 года политический теоретик Венди Браун проследила ассоциирование мужчин с политикой от древних греков до XX века. Несмотря на некоторые вариации, тема звучит всегда примерно одинаково: способность мужчин к здравым рассуждениям и размышлениям отличает их от женщин, которым тело мешает достичь интеллектуальных высот [240] .
239
Kerber L. The Republic Mother: Women and the Enlightenment — an American Perspective // American Quarterly. 1976. Vol. 28. № 2. P. 187–205.
240
Brown W. Manhood and Politics: A Feminist Reading in Political Theory. Lanham, 1988.
241
Цит. по: Knibiehler Y. Les medecins et la «Nature feminine» au temps du Code civil // Annales E. S. C. 1976. № 31. P. 835.
242
Brown W. Manhood and Politics. P. 180.
Историки указывают, что, несмотря на его долгую историю, это различие между полами усиливается с приходом секулярного модерна. В монументальном труде Изабель Халл о Германии XVIII века документально подтверждается усиленное акцентирование различия между полами по мере переопределения публичной сферы секуляризацией:
реформаторы центральной бюрократии обсуждали, как сексуальное поведение вписывается в новый мир, который они создавали, в контексте гражданского и уголовного права [243] .
243
Hull I. Sexuality, State, and Civil Society. P. 335.
Такое осмысление относило брак и семью — и контроль мужчин за тем и другим — к частной сфере, в которой отправление власти отца/мужа не подпадало под компетенцию государства. Государственное законодательство выводило семью из сферы публичного внимания, тогда как гражданские кодексы гарантировали мужчинам право единолично распоряжаться в этой области. Вот что пишет Халл об отношениях мужа и жены:
ее несвобода создавала его свободу, его положение господина в частной сфере позволяло ему участвовать в широкой публичной сфере равных… Таким образом, главное отношение, которое определяло гражданина как такового, было сексуальным отношением господства, ибо … семья была продуктом определенных публично и консумируемых в частном порядке сексуальных отношений. Гражданское и сексуальное взаимно конституировали друг друга [244] .
244
Ibid. P. 411.
Это взаимное конституирование стало «архетипическим», заключает она:
к концу XIX столетия и после оно по-прежнему пронизывало как официальные и неофициальные институты и идеологии (либеральную, консервативную, даже социалистическую и национал-социалистическую), так и повседневные ожидания людей, живших при новом порядке [245] .
Американская и Французская революции прояснили эти изменения — в Европе это часто происходило благодаря Наполеоновскому кодексу, который оставался в силе десятилетиями и получил очень широкое распространение.
245
Ibid.
Последствие революции, — пишут Женевьев Фрэсс и Мишель Перро, — более выраженное разделение между публичным и частным пространствами: было проведено тщательное различие между частной и общественной жизнью, между гражданским и политическим обществом. Наконец, именно посредством этого различия женщины были исключены из политики и попали в зависимость в гражданском обществе [246] .
Политический теоретик и феминистка Кэрол Пейтман утверждала в 1988 году, что общественный договор, считающийся фундаментом новых республик, был по сути дела сексуальным
246
Fraisse G., Perrot M. Defining the Essence of Femininity // A History of Women in the West / Ed. M. Perrot. Cambridge, MA: Harvard University Press, 1993. P. 11.
Индивиды-граждане образуют братство, потому что связаны узами в качестве мужчин. Они разделяют интерес к соблюдению изначального договора, который узаконивал права мужчин и позволял им получать материальные и психологические выгоды от подчинения женщин… Гражданская сфера получает свое универсальное значение в результате противопоставления частной сфере естественного подчинения и женских способностей. «Гражданский индивид» конституирован в рамках полового разделения общественной жизни, установленного первоначальным договором [247] .
247
Pateman C. The Sexual Contract. Stanford, CA: Stanford University Press, 1988. P. 113.
Пейтман отмечает характер исключения, который социальный договор носит в общем мире договоров: он понимается не как результат соглашения о сотрудничестве между равными сторонами, наоборот, этот договор — подтверждением отношений неравенства. Женщины, следуя велению природы, добровольно соглашаются подчиняться.
Женщина соглашается повиноваться своему мужу, когда становится женой; разве можно найти публичное подтверждение того, что мужчины — сексуальные господа, пользующиеся законными правами мужского пола в своей частной жизни, лучше этого? [248]
248
Ibid. P. 181.
В своем рассказе о путешествии в Америку Алексис де Токвиль ссылается на это якобы естественное подчинение в главе под названием «Как американцы понимают равенство мужчины и женщины». Он приводит пример того, как противоречие между требованием равенства полов, с одной стороны, и иерархическое и неравное разделение труда между полами, с другой, разрешалось через либеральное понятие индивидуального согласия. Разделение труда, говорит он, следует «основному принципу политической экономии, который в наши дни господствует в промышленности» [249] . «Демократическое равенство» между мужчинами и женщинами требовало приверженности «естественному» разделению труда между ними. «Превосходство» американских женщин, утверждает он, было основано на их добровольном и мудром подчинении авторитету мужа. Асимметричная взаимодополняемость была правилом.
249
Токвиль А. де. Демократия в Америке. М.: Прогресс, 1992. С. 436.
Они полагают, что всякое объединение, чтобы быть эффективным, должно иметь своего руководителя и что главой супружеского союза, естественно, является мужчина. Поэтому они не отказывают ему в праве руководить своей спутницей и верят, что в маленьком сообществе, состоящем из мужа и жены, так же как и в большом обществе, представляющем собой государственное образование, демократия стремится к тому, чтобы поставить под контроль и узаконить необходимую для управления власть, а не к уничтожению всякой власти [250] .
250
Ibid.
Согласно комментариям Токвиля, в дискурсе и практике современных западных секулярных стран оправдание отказа женщинам в гражданских правах основывалось на брачных отношениях, предельном воплощении различия публичного и частного, которое в свою очередь покоилось на естественности различия полов и подтверждало ее. Поскольку предполагалось, что предназначение любой женщины — брак, не проводилось различия между женщинами, которые по собственной воле или в силу стечения обстоятельств не выходили замуж, и женщинами, которые становились женами. Устранение религии как основания для политики требовало нового институционального основания. Как писал один комментатор, «брак связывает гражданина с государством подобно тому, как обет безбрачия связывает духовное лицо с церковью» [251] . Брак снабжал государство детьми, от которых зависело будущее, и подтверждал принадлежность к мужскому полу, необходимую для отправления политической власти. Он также олицетворял природную иерархию, на которой могли основываться другие социальные различия.
251
Hull I. Sexuality, State, Civil Society. P. 240.