Поле Куликово
Шрифт:
Владимира история увлекала не меньше, чем Дмитрия. Родившийся князем, властелином немалых земель, он всё-таки не был свободным - его княжество, вся Русь жили надеждой на уничтожение ига. Откуда он выполз, ордынский удав, сдавивший своими кольцами половину мира? Восточные книги превозносили божественные достоинства "солнцеликого" Чингисхана, нечеловеческую силу и храбрость его приверженцев - Владимир не верил им, ибо знал, как создаются подобные панегирики. Поддерживая славу своих основателей, государства, религии, ордена и кланы хотят увековечить себя, утвердить повсюду свои законы и порядки. Теперь он читал правду. Летописец словно бы отливал в строки греческого письма то, что бродило в сознании Владимира. Предшествующие столетия только подтверждали, что "потрясатели Вселенной" являются, когда их некому остановить. Бессилие народов, поражённых духовной чумой, навлекает полчища хищников, сбивающихся для кровавого пира в стаи. Хищные союзы называются по-разному - империями, ордами, каганатами, орденами, цель же у них – одна: порабощение и грабёж ослабевших. А вожак стаи всегда найдётся.
Сто восемьдесят лет назад
А между тем грабительская организация монголо-татарских завоевателей, как и все прежние, вызревала в воздухе, где пахло тленом разлагающихся империй. Она долго проверяла себя и прощупывала соседей в набегах. Её творцы не уставали заверять в своём миролюбии, не уставали и жаловаться на злобность иноплеменников, усыпляя их внимание. Когда же, ощутив достаточную силу, хищники сбросили овечьи шкуры и начали рвать в клочья племена и народы, нашествие кровавых орд многие сочли Божьим наказанием - тому, кто бессилен перед бедой, ничего не остаётся, кроме ссылок на волю Всевышнего.
У большинства людей – короткая память, иначе они сразу вспомнили бы, что подобные "Божьи наказания" уже являлись то в образе гуннов, то римскими легионами, то фалангами Александра, то полчищами гиксосов. И началу военных бед нередко предшествовали десятилетия, а то и столетия внешнего покоя, когда люди уверяются в неизменности жизни, считая мировые потрясения невозвратно далёкими, и живут уже не для общества, а для себя, превыше всего ставят удовольствия и личные блага, убежищем почитают домашний мирок, позволяя душе зарастать плесенью себялюбия, корысти, презрения или равнодушия к ближнему. И своих вождей почитают не по их заслугам и самоотречению в государственном труде, а по титулам и количеству золотой мишуры на одежде.
В те дни, когда гроза надвигалась на империи востока, цари царей, императоры и шахи млели на золотых тронах от сознания своего величия и могущества, понимая под могуществом число подданных и т олпы раззолочё нных придворных болванов со зн а ками командующих неисчислимыми войсками. Обленившиеся в гаремах, они видели свои армии лишь на парадах, перезабыли даже боевые песни предков, заменив их ме с сами. И невдомё к было царям царей, что их армии, как и государства, отданы в руки людей ни на что не способных или врагов. Эти прише льцы, тайно состоящие на службе хана , втиралис ь во все области жизни государства , продвигая своих, а не удавалось - толкали наверх бездарнейших чиновников и военачальников, которые не могли им помешать. Для оболванивания народа устраивались торжества и празднества за счёт казны государства. Молодё жь развр ащали соблазнами "красивой" и лё гкой жизни, даже вводили в моду женоподобные наряды для мужчин, чтобы их не влекло к мечу и коню. Певцов и сказителей, воспевающих народных героев, сменили барды, поющие о любовных страстишках, прелестях наложниц, альковном сумраке и чаше с вином. В те дни в балаганах и на площадях бесстыдствовали полуобнажё нные красотки, привлекая толпы зевак. Г ероя повсюду заменил дураковатый клоун, пошляк или проходимец, умеющий устраивать любовные делишки, набивать кошель, пить вино и драться в корчмах . Наглая, изворотливая бездарность царствовала во всей жизни, и достоинс т вом уже считался не ум, не бескорыстное служение благу народа , а умение угождать ст оящему выше и обогащаться за счё т простаков. Одни рабы да бедняки трудились на полях и в ремесленных домах, иссыхая от непосильной работы, презираемые и отве р женные, ибо труд, вскармливающий силы народа, считался уже недостойным свобо д ных граждан - каждый искал выгод и развлечений. Эмиры, министры, судьи, управ и тели волостей заботились лишь о том, как бы попышнее устроить собственные хоромы да расставить у кормушек государства своих родственни ков и угодных людей. Пока окружё нные толпами подхалимов государи наслаждались славословием в их честь, власть уходила в руки жуликов, и корпорации государственных воров набирали нев е роятную силу. Сверху донизу воцарилась продажность. В зятка и кража стали непо д судны, порождая в среде начальствующих вседозволенность и разврат. "Хватай себе, тащи к себе, топчи ближнего, обжирайся и наслаждайся!" - вот закон, который разъ е дал человеческие сообщества, пре вращая империи в кучи трухи, ещё величественные снаружи, почитавшие себя каменными горами - но лишь до первого ветра. Чтобы г о сударство погибло, достаточно сделать презираемым труд пахаря, кузнеца и во ина, а сделано было куда больше . Если же кто-то пытался поднимать голос против всеобщей бездуховности, против продажности чиновников, пошлых и убаюкивающих народ пе с нопений, против сплочё нного сообщества тайных и явных изменников, против н а чальствующих лодырей и дураков, его или устраняли, или хором обвиняли в очерн и тельстве, ортодоксальности, агрессивности, даже в бунте и подрыве устоев. Печальнее всего было то, что и духовные столпы государств оказались заражены общей чумой. Вместо того чтобы изживать
А тем временем в степях и горах, охраняемых отрядами закалё нных в лишениях воинов, молодые племена кочевников, ещё не тронутые тленом гниющих цивилизаций, сбивались в стаю и выбирали себе вожака. Там человеку, едва он начинал ходить и понимать речь, вручали игрушечный лук и деревянный меч, чтобы со временем зам е нить другими, более внушительными, пока не будет способен носить настоящее ор у жие. Уже подростком о н знал своё место в боевом расчё те О рды, рос воином, готовым на полное самоотречение ради исполнения воли великого кагана и предводителя войск - джихангира, именем которых действовали воинские начальники от десятника до тем ника. Этот боец, считая себя лишь клеточкой своего рода и племени, листком ед и ного дерева, произросшего под золотым солнцем кагана, мало до рожил собой . Ему н е престанно твердили: "Там, за границами кочевой степи, лежат богатейшие земли, к о торые когда-то у наших предков отняли соседи. Они разжирели и теперь живут в б о гатых городах, купаются в роскоши, нас же считают бродягами и дикарями. У них много войска, но это люди – пустые, изнеженные, развратные, их военная сила – похожа на чучело тигра, набитое опилками. Они уже давно ничего не заслуживают, кроме смерти и рабства, и в свой час мы отнимем у них всё , что должно принадлежать нам".
Час пришёл. И разве могли народы - пусть многочисленные, но лишённые мужественных и дальновидных вождей, не подготовленные к упорным и кровавым битвам да с притуплённым чувством достоинства и гордости за свои державы - устоять против Орды, где царила беспощадная дисциплина, где смыслом жизни каждого всадника стала война, а смерть в битве ради слова и дела великого кагана почиталась честью и добродетелью! Ни численность армий, ни устрашающая техника ещё ни разу не помогли тому, кто не готов до последнего дыхания драться с сильным и злобным врагом. Поражённые чумой праздности, себялюбия и корысти народы обречены, и на этот раз история швырнула их как падаль на откорм ордынского хищника. Рухнули величайшие государства, исчезли с лица Земли сотни племён и страны с миллионами жителей. Счастье человечества, что кони завоевателей не имели крыльев - горы и моря останавливали полчища, а на их дороге в закатные страны оказались русские княжества, где насмерть сражались все. Поэтому кони завоевателей вытоптали только полмира. Дорого обошёлся Руси эгоизм князей, не рассмотревших нового врага за своими усобными делами. Три великих княжества были разгромлены поодиночке, погибли и князья - ни один не сдался врагу на милость, не пожелал купить себе жизнь и личное благополучие унижением, ввергнув подданных в рабство. Но, обескровив врага своей гибелью, рязанцы, владимирцы, суздальцы, черниговцы, ростовчане, тверичи, козельчане и киевляне защитили земли Новгорода, Пскова, Полоцка, Смоленска, Турова, которые враг принуждён был оставить в покое. И хоть Русь, теснимая со всех сторон врагами, и признала власть хана, частью своих земель влилась в соседнюю Литву, она устояла под гнётом, жила по своим законам, вынудила ханов убрать из русских городов наместников-баскаков Орды, собирала силы, лелея мечту об освобождении от ига, и, наконец, нанесла врагу тяжкую рану на Куликовом поле. Не угасла свеча свободы, которую в своём письменном завещании наследникам наказывал беречь дядя Владимира Храброго и Дмитрия Донского Симеон Гордый...
Владимир отодвинул книгу, прислушался к звону молота кузнеца. Кто он был, написавший о нашествии Орды на восточные и полуденные страны, не побоявшийся осудить жестокость, коварство, ненасытность завоевателей, так же как и обнажить слабодушие народов, гнилость империй, выкормивших собственным мясом силу Чингисхана? В книге указано, что она переведена на греческий с персидского, - значит, писалась участником событий, и кто выводил на пергаменте слова, рисковал заплатить за них мучительной смертью. Уж Владимир-то знал, с каким пристрастием светские и церковные владыки вчитываются в труды современных им летописцев, саморучно исправляют их, заставляют наново переписывать пергамент, а то и сжигают - будто грядущее время, в котором станут оценивать их деяния, - это и есть Страшный суд.
Серпуховской мог стать великим московским князем. Три взрослых сына осталось у Калиты. Старший Симеон, по прозвищу Гордый, правил крепко, но недолго - его скосила моровая язва, занесённая на Русь от немцев. Из двух оставшихся братьев прочили на княжение крутоватого, не по годам властного Андрея. Его брат Иван, мягкий сердцем книгочей и затворник, снискавший прозвища "Милостивый" и "Красный", отказывался от великокняжеского стола. Но та же язва унесла Андрея, когда ещё оплакивали Симеона Гордого. Пришлось Ивану принять государский венец, а затем, по московскому обычаю, он передал его сыну Дмитрию. Владимир не помышлял о государском столе, служил брату как вассал, удовлетворяясь тем, что в договорных грамотах Москвы он равняется с великими князьями тверским, рязанским, нижегородским, именуясь, как и они, "младшим братом" Донского. Но не всех такое положение устраивает: иной раз бояре зудят - в тех же грамотах сказано, что они обязаны следовать боярам Донского - идут ли те в военный поход, поднимают ли народ в вотчинах на иное государское дело. Видишь ли, им то в обиду - не первые в великом княжестве, а вроде как подчинённые. Да без того не то что порядка - жизни не станет. Не одних бояр - и жену доводилось приструнивать. Дошло однажды до Владимира, что в отсутствие князей Елена в церкви норовила стать впереди Евдокии. Так ведь и не добился - кто же её подтолкнул на то. Князь не мужик - не станешь княгиню вожжами учить уму разуму. Коли поняла, о чём он толковал ей, - так и слава Богу.
И толки бояр, и выпад Елены, видно, известны Дмитрию. С чего бы не хотел весной отпускать в Серпухов? Не опасается ли, что Владимир воздвигнет новый город, который станет соперником Москве? Но разве мало говорили между собой, что нужна ещё одна сильная крепость на юге?
По правде сказать, Владимир задержался в Серпухове и от обиды на Дмитрия. После гибели князей Тарусских он надеялся получить хотя бы часть их земель для укрепления удела и всего великого княжества. Дмитрий же сохранил удел в неприкосновенности, посадив туда наместника. Не уж то боится осердить рязанского князя? Да на этого прихвостня Мамая Владимир плевать хотел. Пусть только сунется к Тарусе! Опять же другой выморочный удел, Белозёрский, вместо того чтобы приписать к Москве да поделить, подарил приблудному Юрию, который и картавит-то на иноземный манер, носит штаны и рубахи с вензелями из чужестранных букв. Такие ублюдки продают и совесть, и Родину за ломаный заморский грошен - случись лишь первая большая беда...