Поле Куликово
Шрифт:
– Ну-ка, рязанец, чего заробел? Говори - не съедим.
Николка встретил взгляд дородного человека в голубом охабне, сглотнул ком и услышал свой изменившийся голос:
– Я - не рязанец. Москвитянин, со Звонцов, кузнецкий сын. Увечного оставили на Рязанщине, неволей держали.
Бояре разглядывали молодого вестника, и он узнал среди них колючеусого рослого человека: Боброк-Волынский, великий воевода, тот, что велел взять отца в Москву. Как знать, может, семья Николки где-то близко?
– Бежал?
– спросил тот же дородный, тоже будто знакомый Николке.
–
– Нашим старостой, Кузьмой, послан в Москву с вестью о татарах.
В дороге на такой случай Николка речь заготовил, а хватило ему нескольких слов. Однако его слова будто заморозили горницу с людьми. Дородный, в котором он теперь угадал великого князя, наконец, спросил:
– Ты каких-нибудь татар видел?
– Нет, государь. Не видал и не слыхал о них.
– Говоришь, тиун послал тебя? Што он - за человек?
– Кузьма-то?
– Николка улыбнулся.
– Куликовец - он. Охотником ходил на Дон с иными рязанцами.
– Подь-ка сюда, к окошку.
– Дмитрий посторонился, Николка, едва дыша, стал рядом, увидел дрожащее зарево.
– Горит... Далеко.
– Ты по пути видел ещё пожары в той стороне?
– Нет, государь, не видал.
– Ну, спасибо за весть. Сыщи тиуна - пусть определит тебя на ночь. Может, ещё позову.
– Государь!
– Николка заволновался.
– Человек со мной, из ватажников - он. Спас меня на рязанском порубежье от лихих людей и после оберегал. Не таился он, а его тут схватили и - под засов. Ратником он хочет в ополчение...
Один из бояр прервал:
– Ступай, разберёмся.
Николку отвели в горенку, уставленную прялками, дали чистую дерюгу, он разостлал её на полу, укрылся армяком и уже не слышал, как рядом укладывался выпущенный из-под стражи спутник. Разбудили его толчки. Отрок в распущенной льняной рубахе смеялся, открывая щербатый рот. Кряж, рыча, потягивался со сна.
– Ох, и здоровы, спать вы, мужики! Уж полдён прошло, вы же храпите на весь терем. Велено вам - в дружину боярина Уды.
– Ты б нам, отроче, поись чево сыскал,- попросил Кряж.
– А вы б спали подольше. Ладно, только умойтеся на дворе да ремки свои поменяйте - одежку я там, на колоду положил.
Двор князя был пуст. Отрок пояснил, что все ушли на Ходынский луг, где завтра - смотр войска.
– Это ж вы привезли вести об Орде Тохтамыша?
Николка вздрогнул. Не уж то и впрямь его слово подняло и вывело на боевой смотр московские рати?
– Ну, брат Микола, кажись, нас и вправду в дружину поставили!
– Кряж, умывшись, примерял зелёный воинский кафтан и шаровары.
– И чего ты там такое князю с боярами наговорил, чем улестил их?
– Ничего я им не говорил, окромя того, што знаю.
– Думаешь, этого мало? Правда, она - и в ремках правда.
Одеваясь, Николка думал о ночном зареве. В той стороне Звонцы. Будь он свободен, сейчас же пошёл бы туда, навстречу Орде. Но ему велено к боярину. Уда - имя-то известное на Руси. Значит, прежний хозяин Звонцов погиб...
За воротами опустевшего Кремля волновалась Москва. Толпа
Обходя пешцев, Кузнецкой слободкой выехали к плотине. Всюду пустовато, даже у мельниц не суетился народ, вольно изливалась вода через деревянные дворцы, молчали жернова и пилы, работающие от водяных колёс, и - ни одного удильщика.
Ходынский луг был уставлен стожками сена. С московской стороны, по краю бора, его облегали ряды воинских палаток, в середине, на зелёной отаве по берегу извилистого ручья, паслись табуны. Ещё больше лошадей стояло у временных коновязей или у распряжённых телег. Шатры бояр выделялись величиной и разноцветными значками на длинных шестах. Курились дымки, ополченцы, сидя под телегами, очищали от сала полученное оружие и кольчуги, кое-где ещё полдничали, запивая сухари и вяленину родниковой водой. Встречный дружинник указал расположение княжеского полка, куда входила тысяча боярина Уды.
– Не густо войска, - заметил Кряж.
– Небось, только подходят, - обнадёжил Николка.
– Эх, сынок! Вот нас двенадцать молодцов с атаманом, Царство ему Небесное, явилось на сбор в Коломну. Ныне же один - я, как перст, да и того было поймали вечор. Один из двенадцати прежних. Правда, ишшо трое живых, да те в монахи подались, грехи отмаливать.
– Орда не меньше нашего потеряла.
– Не меньше. Но то ж - Орда! Оно, конешно, не тот нынче татарин - битый, пуганый, зато злой и голодный. А голодный волк - хуже сытого.
Боярин Уда, низенький, ершистый, с ухватистыми длиннопалыми руками, и слова не дал молвить прибывшим.
– Слыхал про вас от дворского. Возьму, коли велено - што делать? Но - в товары! Ступайте к товарникам.
Отвязывая коня, Кряж злился:
– Вот так поратничали! Дружиннички - при котлах да мешках с овсом. Услужил, крючок седатый! Я вот Тимофею Васильичу на нево челом стукну - он, небось, саморучно меня с-под стражи выпустил.
Рысью мимо шли пятеро всадников на вспотевших конях, серые плащи трепетали за их спинами. Николка, любуясь витязями, посмотрел в лицо переднего, и его словно толкнули в грудь - будто родич мчался мимо, но кто - он, как - его имя? Воин тоже глянул, повернул голову и осадил скакуна.
– Ты - кто?
– спросил, приближаясь.
– Не Гридин ли - сын?
И Николка узнал:
– Лексей?!
Тот слетел с лошади, схватил друга и стиснул.
– Никола! Николушка наш! Да ты не воскрес ли часом?
У парня хлынули слёзы, и ничего-то он не мог с собой поделать. Алёшка, отстранясь, тоже хлюпнул.
– Ты - из Звонцов, што ль?
– Не, прямо с Рязанщины.
– Николка утёр глаза.
– Тебя первого из наших вижу.
Варяг помрачнел, покосился на шрам, изуродовавший лицо земляка.