Поле Куликово

Иванов Сергей Иванович

– Однако после поговорим. Ты - в княжеском полку?

– Да вот к боярину Уде присланы, он же велел нам в товары.

– Што-о? Какие товары? Василий Андреич сотню не может сбить, а нашего человека, куликовского ратника - в товары!

– Кто тут расшумелся? Кто это куликовца в товары запхал?
– Привлечённый голосами боярин откинул полог.

– Иван Фёдорыч, это ж - человек Тупика, на Непряди рубился - как же его в товары?

– А я почём знал? На них не написано. Слова молвить не умеют - языки, што ль, отсохли? Ну, ча раззявились? В сотню!..

Николка и Кряж вскочили

в сёдла.

– От бес!
– ругнулся Кряж, едва отъехали.
– Сам же рта раскрыть не дал. Как есть уда.

– Не в себе - он, - объяснил Алёшка.
– Семья у нево - в Алексине, там теперь - Орда. А вечор прислали ему две сотни морозовских, стал он их проверять - иные копья на скаку порастеряли. Вот и гонит всех присланных в товары, штоб спытать потом.

Николка смотрел на старшего товарища детства: да в самом ли деле - перед ним Алёшка Варяг? Но ведь и тот не сразу узнал младшего односельчанина. На языке вертелся вопрос, Алёшка словно угадал, заговорил первым:

– Пождите нас у той рощицы, над ручьём. Мы ж к окольничему вестниками спешим.
– Отъезжая, обернулся.
– А батю твово, Николушка, схоронили мы на Куликовом поле...

III

Трубы подняли воинский лагерь на заре. Едва умылись, кто в ручье, кто росой, сотские стали скликать своих. Утро было ясное, бестуманное, отрядами сходились к середине луга. Пахнуло ладаном - перед войском явились попы с кадильницами, потом показался санный возок с хоругвями, его сопровождали верховые в тёмных рясах, на иных белые клобуки. Из саней вышел высокий человек в рогатой митре и парчовой ризе. Утренние лучи вспыхнули, заиграли голубыми, синими, малиновыми и белыми искрами в сапфирах, алмазах и яхонтах митрополичьего убранства.

– Гляди-ко, целый клир тут, и святитель!

– Удостоил нас, грешных.

– А это - кто, важный, рядом с ним?

– Игумен Фёдор, духовник государя.

– А тот, с богатырским посохом?

– Архимандрит Спасского Симеон...

Запела труба, митрополичья стража в чёрных плащах, чёрных панцирях и блестящих чернёных шишаках поскакала на крыло войска. По рядам полетели голоса: "К молитве!" - и ратники опускались на колени лицом в сторону восхода. Галопом примчались воеводы, спешились рядом со святыми отцами. Два попа развернули складень с изображением Спаса, перед владыкой поставили аналой с книгами, сосудами и кропилом. Заутреню служил митрополит, и даже в задних рядах стоящего полукольцом войска слышался его голос.

Николка, ещё не переживший горькой вести, кланялся и повторял молитвы, всё время представляя, что отец смотрит на него с Горних Высей. И всё же среди воевод он рассмотрел великого князя, окольничего и Боброка-Волынского. Там же находился и Уда. Его соседа в нарядном, небесного цвета кафтане с золотым шитьём он не знал, но о нём Кряж спросил Варяга, и тот ответил:

– Боярин Морозов, из спальников, но живёт своим домом. Говорят, в конюшие выбивается - не дай Бог. А вон тот маленький, в рыжем кафтане - заглавный для нас человек, дьяк Внук.

– Почто же заглавный?
– удивился

Кряж.

– Вот как поистратишься, аль в кости проиграешься - ему челом стукни. Токо словом не смей заикаться, што прогулялся, аль проигрался. А нужда заест - проси: пожурит и выручит.

– Он што, казной заведует?

– Он всем заведует. Дьяк государя. Умён - страсть.

– Молитеся, лешие, неча шептаться, - оглянулся на соседей Додон.
– Владыко служит!..

Вскоре после заутрени Николку вызвали в палатку начальника сотни. Тупик кивнул новому ратнику, указал на невысокого человека в рыжем кафтане:

– Вот дьяк по твою душу, Никола.

Парень узнал человека из свиты государя. Всемогущий Внук!

– Этот?
– Глаза дьяка обежали фигуру парня, как бы запоминая.
– Ничего, обносится - годится и в дружину, коли в первом бою не струсит.

– Он уже не струсил. Шрам-то на Куликовом поле заработал.

– Тогда и говорить неча. Считать умеешь? Считай.
– Он достал из-под полы и протянул Николке холщовый кошель. Тот взял с недоумением: зачем Внуку таким способом проверять грамотность нового дружинника? Не собираются ли его снова отправить в товары? В кошельке было двадцать серебряных денег московской чеканки с изображением петуха на фоне встающего солнца.

– Правильно, - сказал Внук.
– Молодец. С первым жалованием государским тебя, ратник.

– Эт - мне?.. За што?
– Николка растерялся: в его руках было состояние зажиточного крестьянина.

– За службу.
– Худое лицо дьяка посерело.
– Вести, привезённые тобой, подтвердили сакмагоны. Хан уже - на Оке. Но ты дал нам целый день - для смотра... Ну, так служи, ратник, государю не хуже прежнего. Ты же, Василий Андреич, объяви всей сотне о сём пожаловании.

– А Кряж?
– вырвалось у Николки.

– Ватажник-то? Ему награда - прощение.

Отделив половину серебра, Николка отыскал Кряжа. Тот лишь покачал головой, усмехаясь в бороду:

– Тебе б, Микола, в князья надо - то-то щедрый государь будет у нас. Однако, ты покуда - не князь, даже не атаман, а я не от всякого примаю пожалование.

– Ты што! Вместе заслужили.

– Заслужили мы разное, Микола. Я государю - не ослушник. Коли не жалко, две деньги возьму в долг - с добычи верну.

– С добычи?

– А ты как думал? Войско - не монастырь. Да и монахи свою добычу ловят. Пойдём-ка в товары. Велено брони получить, а то разберут - достанется ржа.

К смотру построились перед полуднем. Не было на поле воина в пеньковом тигиляе или простом зипуне: кольчуги, панцири, дощатые доспехи - сплошная сталь. Даже на ополченцах. Копейщики через одного вооружены новыми алебардами, соединяющими секиру и пику, стрелки в большинстве заменили луки самострелами со стальной пружиной. Дмитрий приказал выдавать лучшее из своих запасов, беречь оружие не имело смысла - враг мог нагрянуть уже завтра. В повозках нашлось бы снаряжения ещё на десятитысячную рать, но ставить в строй некого, даже из московских волостей не все служилые люди явились. Где-то в пути Дмитрий Ольгердович с переславцами, дружины дмитровцев, суздальцев, юрьевцев и владимирцев. Ждали также ратников из Можайска. Успеют ли?