Полёт шмеля
Шрифт:
Над Афанасьевым ржали даже салаги, еще толком и не дежурившие самостоятельно. «Афоня, ты дал! Стратегическую авицию в воздух поднял! Чуть войну с Америкой не начал!» Афанасьев вначале отшучивался, но мало-помалу стал смурнеть, огрызаться. Хорошему настроению у него взяться было неоткуда — расплата за бомбардировщики в небе обещала быть нехилой.
Лёнчик в это время дежурил, сидел в наушниках, следя за американскими подлодками с ядерными ракетами «Поларис» на борту в Атлантическом океане, и узнал о веселье в казарме позднее из пересказов. Однако известие о причине появления сигнала «minimize» просочилось на посты в техздание тотчас, как истекло из штаба, и позубоскалили над отсутствующим
— Видишь, что значит КГБ?! — сказал он Лёнчику, придя к нему из телетайпного зала, где было его рабочее место. — Сработали ребята как надо! Не проходило сигнала — значит, не проходило. КГБ — это КГБ.
— Да при чем здесь КГБ? — в Лёнчике взыграла обида за свою часть, которая носила гордое название «спецназ». — Просто уж так сошлось — пленка на таком месте порвалась.
— А у них не порвалась.
— Пленка у всех рвется. И если б еще клей был нормальный.
— А вот у них, я уверен, и клей есть.
— С чего это он у них есть? — Лёнчику не хотелось сдаваться.
— А потому что КГБ, — довольно посмеиваясь, ответил Жёлудев.
Когда ранним вечером после смены Лёнчик вернулся в казарму, Афанасьев ходил уже с таким черным лицом — к нему было страшновато приближаться. С двумя фазанами-второгодками, которые провели сутки в карауле, ничего толком не знали, однако слышали звон и пожелали вложить персты в рану, он едва не подрался, еле их развели. Воздух был пропитан предощущением грозы. Оно все усиливалось, сгущалось, — и гроза разразилась.
Она разразилась на вечернем построении. В том, что это произойдет именно на нем, Лёнчику стало ясно, когда незадолго до построения, проходя мимо канцелярии, в приоткрытую дверь он увидел, что она полна: и замполит Правдин, и все командиры взводов, и зампотех Лисицын, а главное, сам майор Портнов — все ротное начальство до последнего человека. Майор Портнов за те два с лишним года, что Лёнчик отслужил в роте, приходил на вечернее построение считаное число раз, а чтобы весь командный состав роты — такого вообще никогда не случалось.
Рота, строиться на вечернюю прогулку, крикнул дежурный.
Кутнер, вместо того чтобы, как обычно, ждать перед строем доклад дежурного, что рота построена, сам встал в строй. А перед строем, выйдя из канцелярии, выстроился в шеренгу весь командный состав во главе с Портновым. И команду «Равняйсь! Смирна-а!» отдал вместо дежурного замполит Правдин.
Вольно, разрешил Портнов. «Рота, вольно!» — отдал команду Правдин.
Медленно, словно пересчитывая стоящих в строю, Портнов прошелся взглядом по каждому. И хотя вроде бы Лёнчику ничего не грозило, ему стало не по себе от взгляда Портнова: по-рачьи красные, словно воспаленные глаза командира роты обещали такую грозу — позавидуешь тем, кто ушел в ночь на смену и сидел сейчас на постах. Смятые в туго перевитую веревку губы майора были сжаты так — казалось, треснут от напряжения.
Но они не треснули, они наконец разомкнулись. И с небес на землю рухнули огненные стрелы:
— Всем известно, какой позор обрушился сегодня на наше подразделение?! Позор на всю часть! Позор на весь разведотдел! На весь округ! Сам начальник отдела прибыл разбираться! Стратегическую авиацию в воздух поднять, на каждом бомбардировщике по несколько ядерных зарядов — это вы дырявыми башками своими соображаете, что такое?! Ядерная война! Мы их, они нас, от нас бы с вами уже один пепел веял! От всех! — майор смолк, свив губы прежней бечевкой, но тут же эта бечевка снова пришла в движение: — Кто служит в моем подразделении третий и второй год, тот
Афанасьев со своим черным, обуглившимся лицом сделал из строя два шага, повернулся к строю и застыл. Портнов поднес руку с вытянутыми сомкнутыми пальцами к виску:
— Рядовой Афанасьев, от имени начальника разведотдела округа объявляю вам пятнадцать суток гауптвахты!
Пятнадцать суток гауптвахты — это было на всю катушку. Больше согласно Устава внутренней и гарнизонной службы дать не мог никто. Даже министр обороны.
Есть пятнадцать суток гауптвахты, следовало ответить Афанасьеву, после чего Портнов отправил бы его обратно в строй, и гроза откатилась бы за горизонт окончательно. Но Афанасьева, должно быть, переклинило. Вместо того чтобы покорно принять объявленное наказание, он вдруг, мрачно глядя в пространство перед собой, произнес:
— При чем здесь вообще я? Я виноват, что магнитофоны рвут? И клея нет. А этим ацетоном… Мне благодарность нужно объявить, а не гауптвахту.
— Отставить, рядовой Афанасьев! — гроза от горизонта мгновенно вернулась обратно, сверкнуло и громыхнуло так, что в глазах встала тьма и заложило до глухоты уши. — Вы что себе позволяете? Понимаете, что несете?!
— Я все понимаю, это вы ничего не понимаете, — с прежней мрачностью проговорил Афанасьев.
Он вообще и в повседневной жизни был таким угрюмоватым, весь обращенный внутрь себя, ни с кем особо не сближался, как бы говоря своим видом: я сам по себе, не трогайте меня, когда надо будет, я к вам обращусь.
— Та-ак, — протянул Портнов. — Пререкаетесь! Вы понимаете, что вам грозит за пререкания, рядовой Афанасьев?
Теперь Афанасьев не ответил. Стоял, смотрел, словно перед ним была не пустота, воздушное пространство, не имеющее в себе опоры глазу, а что-то совершенно отчетливое для его взгляда, и то, что видел, не видимое больше никем, велело ему молчать.
— Я вам приказываю отвечать, рядовой Афанасьев! — неожиданно спокойным голосом, даже с некой умиротворенностью произнес Портнов — бушевавшая гроза враз стихла, небо прояснилось, ударило пронзительными лучами солнце.
— Что мне отвечать? — немного помолчав, уронил на этот раз Афанасьев.
— То, что вы должны отвечать согласно Устава, рядовой Афанасьев!
— Не знаю, что я должен отвечать согласно Устава, — сказал Афанасьев.
— Прекрасно, — проговорил Портнов. В голосе его было все то же ясное небо, солнце, послегрозовые покой и нега. — Сейчас вы, рядовой Афанасьев, в присутствии десятков свидетелей отказались выполнить приказ командира роты: ответить положенным образом на объявление вам наказания. За невыполнение приказа пойдете в дисбат. Становитесь в строй!