Полмира
Шрифт:
Колючка снова жалко кудахнула, только куда громче.
Рин смотрела на нее как на сумасшедшую:
– Что такое?
– Какая же я дура!
– Чего?
– Где он?
– Бранд? В моем доме. В нашем доме.
– Извини.
Колючка уже пятилась.
– Насчет меча потом поговорим!
И она развернулась и побежала к воротам.
Какой же он все-таки красавец. А сегодня – в особенности. А может, она просто по-другому смотрела на него – ну, после всего
– Колючка! – Он явно не ожидал ее увидеть – и немудрено. И он тут же забеспокоился: – Что-то случилось?
И тут она сообразила, что выглядит, наверное, кошмарней обычного. И зачем она бежала всю дорогу? Могла бы хотя бы постучаться и ждать, пока откроют, и успела бы перевести дух и вытереть пот со лба. Но она слишком долго ходила вокруг да около. И пришло время говорить прямо. Даже если со лба пот течет.
– Я с твоей сестрой пообщалась, – сказала она.
Он расстроился еще больше:
– Насчет чего?
– Ну, для начала узнала, что у тебя сестра есть.
– Ну это ж ни от кого не секрет.
– Ну, это-то нет.
Он расстроился сильнее:
– И что она тебе сказала?
– Что ты спас мне жизнь. Когда я убила Эдвала.
Он вздрогнул:
– Я же велел ей ничего не рассказывать!
– В общем, она все равно рассказала.
– Так. Может, в дом зайдешь? Если хочешь, конечно.
И он отступил от двери, и она прошла за ним в темный коридор. Сердце стучало сильней и сильнее.
– Не стоит благодарности.
– Нет, – ответила она. – Стоит.
– Я ж не хотел совершить… ну, благородный поступок и все такое. Просто хотел сделать… ну, правильно все сделать. Но я все колебался и все никак не мог решиться, а потом все равно все испортил…
Она шагнула к нему:
– Ты ходил к отцу Ярви?
– Да.
– Отец Ярви спас мне жизнь?
– Да.
– Тебя не взяли в поход из-за этого?
Он пожевал губами, словно пытаясь потянуть время и найти отговорку, отпереться от этого – но не сумел.
– Я все хотел тебе рассказать, но…
– Такой, как я, пожалуй, расскажешь…
– Да и я говорить не мастак…
И он откинул волосы и поскреб в голове так, словно она болела:
– Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя обязанной. Это было бы нечестно.
Она растерянно поморгала:
– Значит… ты не просто рискнул всем, чтобы спасти мою жизнь. Ты еще и молчал, чтобы я, видите ли, себя неудобно не чувствовала.
– Ну… можно и так сказать. Наверное.
И он поглядел на нее исподлобья, и глаза его блестели в темноте. И снова этот взгляд. Жадный такой, словно он смотрит и не может насмотреться. А ведь она пыталась вырвать с корнем все эти надежды, и вот они снова расцвели, и снова все в ней всколыхнулось, сильней прежнего.
Она сделала маленький шажок ему навстречу:
– Прости меня.
– Тебе не за что просить прощения.
– Есть за что. За то, как я с тобой обращалась. На обратном пути.
Он молчала стоял. И ждал. И смотрел. И вообще, вообще никак не пытался помочь!
Ну? Просто возьми и скажи это. Неужели это настолько трудно? Ты ж людей убивала! Ну! Скажи это!
– Я перестала разговаривать с тобой… потому что…
Как же трудно слова выговаривать, словно наковальни из колодца тащишь!
– Я… мне…
Словно по тонкому льду идешь, и не знаешь, выдержит ли лед следующий шаг или провалишься в полынью с концами.
– В общем, мне…
Она не сумела выговорить «ты мне нравишься». Даже под страхом смерти не сумела бы! И она крепко зажмурилась.
– В общем, я хотела сказать, что… Ого!
И она резко раскрыла глаза. Он дотронулся до ее щеки, кончики пальцев нежно погладили шрам.
– Ты до меня дотронулся.
Ну и глупость она сморозила! Она и раньше была большой мастерицей по этому делу, но тут что-то прямо на удивленье идиотское она сказанула! А то они оба не видят, что он до нее дотронулся. И самое главное, наверняка не просто так.
Он отдернул руку:
– Я думал…
– Нет! – И она перехватила его руку и приложила обратно. – В смысле, да.
Какие теплые у него пальцы. И она гладила его руку своей, прижимая ее к лицу, и это было… Боги.
– Это ж мне не снится, нет?
И он подошел чуть ближе, и видно было, как кадык дернулся – сглотнул.
– Н-нет…
И он смотрел на ее губы. Смотрел так, словно видел там что-то такое очень интересное, и она боялась до смерти, как никогда еще в жизни не боялась.
– Что мы делаем? – пискнула она – со страху голос стал совсем тоненьким. – В смысле, понятно, что мы… да.
Боги, а вот это ложь, она вообще не понимает, что происходит! Вот жалко, Скифр ее не научила любовному искусству! Ну или как это называется…
– В смысле, понятно, что мы сейчас делаем, но ведь…
И он нежно положил ей палец на губы:
– Заткнись, Колючка.
– Ладно, – выдохнула она и поняла, что уперлась ему в грудь рукой, словно желая оттолкнуть. Она ведь так привыкла отталкивать людей, особенно его, и она заставила себя согнуть руку и просто положить ладонь ему на грудь. Оставалось надеяться, он не заметит, как эта ладонь дрожит.
И Бранд подошел поближе, и ей вдруг до смерти захотелось развернуться и убежать, а потом ее разобрал глупый смех, и она глупо булькнула горлом, не давая смеху вырваться, а потом его губы дотронулись до ее губ. Осторожно, очень нежно, в одном месте, в другом, и тут она поняла, что у нее открыты глаза. И она их быстренько закрыла. Еще б придумать, куда девать руки. Прям как деревянная она вся! А потом ее отпустило.