Полмира
Шрифт:
– Я думала, ты… старше.
– Похоже, у тебя с этим туго… с думаньем.
Колючка с мгновение прикидывала, оскорбиться ей или нет, и решила не оскорбляться. В конце концов, сколько ж можно оскорбляться, надо и меру знать.
– Мне уже это говорили. Просто не так-то часто увидишь девушку, которая умеет мечи ковать.
Тут она подняла взгляд. Острый такой, пронзительный. В глазах играли отсветы горна, и она смотрела из-под челки, рассыпавшейся по лицу, с такими твердыми и почему-то чрезвычайно знакомыми чертами… Но ладно, сейчас
– Как и девушку, которая ими машет.
– Эт точно, – кивнула Колючка и протянула руку. – Я…
Девушка-кузнец вытащила заготовку из горна, да так близко от протянутой руки Колючки, что та быстро отдернула ладонь от раскаленного железа:
– Я знаю, кто ты такая, Колючка Бату.
– А. Ну да.
Видать, слава действительно шла впереди нее. И, похоже, это не так-то здорово. Во всяком случае, не всегда здорово.
Девушка взялась за молот и стала бить по металлу, придавая ему форму клинка. Колючка смотрела, как она бьет по наковальне, и слушала ее музыку – полезная вещь, кстати. Короткие, быстрые удары, ни одного лишнего движения, все точные, четкие, совершенные – как удар мастера меча. С заготовки летела раскаленная пыль. Колючка больше понимала в том, как драться мечом, но даже полный кретин сразу бы понял: эта девица – умелый мастер.
– Говорят, ты куешь лучшие мечи в Торлбю, – сказала Колючка.
– Я кую лучшие мечи в землях вокруг моря Осколков, – сказала девушка, поднимая стальную плашку.
Раскаленный металл светился, на потном лице играли красноватые отблески.
– Отец говорил мне – не возгордись.
– А это не гордыня. Это факт.
– Скуешь мне меч?
– Нет. Не скую.
Вообще-то да, люди, которые в своем ремесле лучшие, часто не утруждают себя вежливостью, но тут творилось что-то совсем странное.
– У меня деньги есть.
– Не нужны мне твои деньги.
– Почему?
– Ты мне не нравишься.
Колючка обычно оскорблений не спускала, но такого поворота беседы не ожидала. Он застал ее врасплох.
– Ну… тогда придется мне искать другого кузнеца.
– Вот и ищи.
– Ну так найду.
– Вот и найди. И пусть он скует тебе меч подлиннее.
И ковательница мечей с Шестой улицы наклонилась сдуть пепел с металла.
– А когда скует, возьми и засунь его себе в задницу.
Колючка схватила свой старый меч со стола и хотела было треснуть наглую девку по голове плашмя, но передумала и развернулась к двери. Но не успела она дойти до нее, как девушка снова заговорила:
– Как ты можешь так обращаться с моим братом?
Да она ж сумасшедшая. Вот оно что!
– Каким еще братом?!
Девушка мрачно покосилась.
– Брандом.
Колючка пошатнулась, как от удара кулаком в подбородок.
– Не тот ли Бранд, что…
– Какой же еще? – и она ткнула себе пальцем в грудь. – Я Рин.
Колючка теперь поняла – точно. Они ж похожи. И она снова пошатнулась и жалобно пискнула:
– Я не знала, что
Рин презрительно хмыкнула:
– Откуда тебе знать? Вы всего лишь год проплавали на одном корабле.
– Он ничего мне не сказал!
– А ты спрашивала?
– Конечно! Ну как бы да.
Колючка сглотнула.
– На самом деле, нет.
– Его год дома не было.
И Рин снова сердито пихнула клинок в уголья.
– И вот он заявляется домой, и знаешь, о чем он со мной разговаривает?
– Ну…
И она взялась за мехи и принялась раздувать их с такой яростью, что Колючка вспомнила себя на тренировочной площадке, как она Бранда по морде била…
– Колючка Бату бежала по веслам, пока мы плыли мимо эльфьих руин! Колючка Бату спасла его жизнь, когда они щит к щиту стояли! Колючка Бату заключила союз, который спасет мир! Я уж думала, все, еще раз скажет что-нибудь про Колючку Бату, за нос его укушу! Так что же? Думаешь, что он мне следом сказал, а?
– Нуу…
– Что Колючка Бату по дороге домой ему ни полслова не сказала. Как мозоль срезала – и забыла. И вот что я тебе скажу, Колючка Бату, чо-то мне кажется, что ты сука стервозная, вот ты кто, он для тебя столько сделал, а ты… В общем, не буду я тебе ковать меч…
– Так, хватит, – рявкнула Колючка. – Ты вообще не знаешь, что между нами было.
Рин бросила раздувать меха и зло поглядела на нее:
– Ну так расскажи!
– Ну…
Вот только этого ей и не хватало. Расчесать эту ссадину, когда она только начала заживать. И потом, она не хотела расписывать, что она сама виновата – ишь, губу раскатала, ну и обожглась. И ей пришлось не смотреть на Бранда, и не разговаривать с Брандом, и вообще с Брандом не иметь дела, и так каждый день, просто потому что она боялась обжечься снова.
– Все наоборот, в общем, было, ты все неправильно поняла!
– А тебе не кажется, что люди слишком часто тебя неправильно понимают? Может, пора уже задуматься: а вдруг это в тебе что-то не так? А?
И Рин вытащила заготовку из горна и грохнула ее на наковальню.
– Ты вообще ничего обо мне не знаешь, – прорычала Колючка – она тоже начала закипать от гнева. – Ты понятия не имеешь, через что мне пришлось пройти!
– А кому щас легко? – пожала плечами Рин и взялась за молот. – Но некоторым проще: они могут оплакивать свои несчастья в большом доме, который купил папа!
Колючка обвела руками новую просторную кузницу на заднем дворе дома под стенами цитадели:
– То-то я смотрю, вы с Брандом бедствуете!
Рин замерла, мускулы взбугрились на плечах, и глаза ее полыхнули яростью. Да такой, что Колючка попятилась, не отрывая глаз от все еще занесенного над наковальней молота.
И тут Рин с грохотом отбросила его в сторону, стащила перчатки и швырнула их на стол:
– Пойдем чего покажу.
– Мама умерла, когда я была еще маленькой.