Полное собрание сочинений. Том 26. Произведения 1885–1889 гг. О жизни
Шрифт:
Страхъ смерти происходитъ отъ предположенія, что существованіе плотское совпадаетъ съ жизнью, и потому уничтоженіе плотского существованія должно быть и уничтоженіе жизни. И они боятся потерять свое особенное я, которое имъ кажется жило въ ихъ тл и выражалось ихъ сознаніемъ, но вдь этаго нтъ. Тла не было однаго, также и не было сознанія однаго. Есть только рядъ послдовательныхъ прерывающихся сознаній. Сонъ. Если есть одно особенное я, то оно должно быть не въ сознаніи, а въ томъ, что связываетъ послдовательныя сознанія въ одно. Связываетъ сознанія въ одно то, что называется характеромъ, что есть особенное отношеніе къ міру каждаго живаго существа. Только это188 мы знаемъ, какъ основу жизни, и въ
Мы боимся потерять при смерти свое пространственное тло и свое временное сознаніе, но191 мы и то и другое теряемъ и не боимся. Если мы боимся, то мы боимся потерять то, что соединяетъ и то другое въ одно? Потерять же этаго мы не можемъ, п[отому] ч[то] это не явилось съ нашимъ рожденіемъ, а живетъ вн времени. Это есть особенность моего отношенія къ міру, къ добру и злу. И это въ сознаніи моемъ представляется мн независимымъ отъ времени, по разсужденію же всегда наблюдаемымъ представляется происшедшимъ отъ причинъ, скрывающихся въ безконечномъ времени и пространств, т. е. тоже вн ихъ. Тло и сознаніе временныя192 прекращаются, но истинное сознаніе своего отношенія къ міру не можетъ прекратиться, п[отому] ч[то] оно живетъ вн времени и пространства.
Смерть видна только человку, не понимающему жизнь въ своемъ отношеніи къ міру и въ простр[анственномъ] и временномъ существовавiи. Для такого человка вся жизнь есть смерть. Для человка же, положившаго жизнь въ установленіи согласнаго съ разумомъ отношенія, движеніе временной жизни, огрубеніе членовъ, ослабленіе, устареніе есть увеличеніе жизни, a прекращеніе плотскаго существованія есть начало новой жизни. Вдь есть только, истинно есть отношеніе къ міру и, когда есть это отношеніе и выработано новое, неумщающееся въ существованiи, то нельзя думать и говорить о смерти. Существованіе и жизнь въ обратномъ отношеніи: увеличеніе одной уменьшаетъ другую, и на оборотъ.193 Думать что человкъ умираетъ съ плотской смертью, все равно что думалъ человкъ, вообразившій, что его тнь онъ самъ, когда бы онъ пересталъ видть свою тнь.
«Но какъ же отрицать смерть, когда мы видимъ уничтоженіе жизни. Человкъ былъ и его нтъ»? Какъ нтъ? А что значитъ то, что какъ дйствовалъ на меня умершій человкъ при жизни, также дйствуетъ онъ и теперь. Его жизнь входитъ въ меня, становится моей жизнью. Становясь на ступень, на которую онъ сталъ, я начинаю видть, гд онъ, но и, наблюдая вн себя, я вижу, что онъ дйствуетъ на людей какъ растущее живое, но не умирающее.194 Сократъ дйствуетъ на195 людей, переворачивая имъ жизнь. Они живутъ послдствіями его жизни. «Да и это и есть жизнь. Послдствія же [1 не разобр.] Да196 [1 не разобр.]и есть его жизнь. – Я не вижу только пространственнаго и временнаго центра, но центръ есть. Каковъ онъ, не знаю, но знаю, что то, что была его жизнь, то и осталось. На этихъ людяхъ мы можемъ видть основу, по которой они не сомнвались въ своемъ безсмертіи. Они видли въ этомъ существовали жизнь, къ которой они шли. И видли свтъ впереди себя и позади свтъ, разливаемый197 новымъ центромъ жизни на людей. Вру въ безсмертіе нельзя принять по доврію, надо ее сдлать. Зерно повритъ въ жизнь, только когда проростетъ.
* № 8.198
Но удивительное дло! Люди съ родившимся разумнымъ сознаніемъ
«Да», говорятъ люди, «правда, что человку кажется иногда, что въ немъ есть два я, но это иллюзія. И иллюзія не есть я животной личности, которое не можетъ про себя знать, но иллюзія въ томъ самомъ разумномъ сознаніи, которое отрицаетъ жизнь одной личности. Существуетъ, дйствительно существуетъ только то, что подлежитъ наблюденію: подлежитъ же наблюденію животная личность человка. То же, что человку кажется, что дятельность этой животной личности управляется разумнымъ сознаніемъ, есть обманъ. Кажущіяся независимыми проявленія этого сознанія вс зависятъ отъ физическихъ причинъ. Поврежденія мозга, гипнотизмъ и сотни другихъ явленій показываютъ, что проявленія разумнаго сознанія вс находятся въ зависимости отъ матеріальныхъ причинъ. Человкъ лишается этаго сознанія и продолжаетъ жить, и потому проявленія сознанія суть послдствія дятельности животной личности.
<Безъ земли подъ кореньями не могла бы вырости груша. Если вынуть землю изъ подъ нея, не будетъ груши, поэтому появленіе груши есть послдствіе дятельности земли.> Совстно распутывать такой нелпый софизмъ, но софизмъ этотъ, не смотря на свою нелпость, составляетъ догматъ вры, такъ называемыхъ ученыхъ нашего времени.
<Животное даже мы признаемъ живымъ только тогда, когда оно199 какъ Буридановскій оселъ не можетъ взять одну или другую вязанку сна, и когда оно200 можетъ выбрать.
Свобода, которую мы чувствуемъ въ себ какъ самую жизнь, есть для насъ и призракъ всякой другой жизни. Безъ этаго сознанія свободы мы не имли бы понятія ни о какой другой жизни.>
То обстоятельство, что въ разумномъ сознаніи являются перерывы и прекращенія, происходящiя отъ вншнихъ причинъ, столь же мало доказываетъ то, что она есть произведете вншнихъ причинъ, какъ и то, что груша, выросшая на дерев, есть произведете земли подъ ея кореньями.
И чтобы вывести понятіе груши изъ земли, необходимо надо придумать сложную миологію происхожденія органическаго изъ неорганическаго, въ которомъ ничего не будетъ реальнаго, то самое, что длаетъ наука, стараясь показать возможность происхожденія органическаго изъ неорганическаго и разумнаго изъ животнаго.
Разсужденіе о томъ, что нарушеніе законовъ животнаго существованія нарушаетъ и жизнь, доказываетъ только то, что существованіе животнаго можетъ продолжаться безъ жизни, такъ же какъ и существованіе вещества можетъ продолжаться безъ существованія животнаго и что мы разсматриваемъ не жизнь, а сопутствующiя ей обстоятельства. Точно такъ же какъ, разсуждая о томъ, что перенесете земли изъ подъ корней груши въ другое мсто нарушило бы ростъ груши, доказываетъ только, что земля можетъ быть и безъ груши, и что мы разсматриваемъ не грушу, а землю.
Грушу мы разумли какъ растеніе, плодъ, произрастающій при извстныхъ условіяхъ; такъ же и жизнь мы разсматриваемъ какъ разумное сознаніе, являющееся при извстныхъ условіяхъ, и груша остается груша, и разумная жизнь остается жизнью, несмотря на ложныя разсужденія людей, толкующихъ объ земл для опредленія груши и о существованіи животнаго для опредленія жизни. Жизнь ни своя, ни чужая, никакая жизнь не мыслима безъ разумнаго сознанія, управляющаго матеріяльными условіями, тми самыми условіями, которымъ подчинено животное существованіе. Такъ какъ же можетъ опредленіе условій животнаго существованія опредлять жизнь, которая состоитъ въ управленіи ими?
И въ себ и въ другихъ существахъ мы понимаемъ жизнь только какъ подчиненiе закону, который находится въ насъ и составляетъ нашу жизнь.
Не только въ людяхъ, но даже животныхъ мы такъ понимаемъ жизнь. Въ себ мы признаемъ жизнь только до тхъ поръ, пока въ насъ есть возможность управлять своимъ животнымъ: какъ только мы въ бреду или спимъ, мы не сознаемъ себя живыми, и нтъ для насъ никакой жизни и вн насъ. Точно также жизнь въ другихъ людяхъ мы признали только до тхъ поръ, пока признаемъ за ними возможность подчиненія животнаго разумному сознанію.