Полное собрание сочинений. Том 4. Утро помещика
Шрифт:
(Отрицательная мысль: любовь, въ романахъ составляющая главную пружину жизни, въ действительности – послдняя).
П[обочная] м[ысль]: какъ трудно – делать добро и какъ его нужно делать.
Главныя лица.
1) Герой. Человекъ добрый, благородный и восприимчивый, увлекающійся всемъ и до того пылкой, что даже добрыя начала приносятъ вредъ ему.
2) Представит[ельница] добродетели и дружбы (ея прошедшее) старая дева, тетка его невесты (представительницы любви ко всему изящному и первая любовь его).
3) Его невеста.
4) Представитель тщеславія помщикъ (неразобр.).18
5) Представитель любви къ изящ[ному] и дружбы, тщеславія Костинь[ка].
6)
7) Пред[ставитель] корысти молодой чиновникъ, хочетъ жениться на его невст.
8) Представ[итель] страстей деревенскій (Воейковъ).
9) Представ[итель] стра[стей] горо[дской] Озеровъ.
10) Представ[ительницы] тщеславія его тетушка городская и ея сестра.
Обдня въ тройцынъ день. Знакомство съ20 Воейков[ымъ].
Описаніе к[нязя], обходъ деревни. Пріздъ21 К.
Знакомство съ Предвод[ителемъ]. Тяжба.
Тетка его невсты не понимаетъ немного насмшливаго, хотя и добродушнаго, взгляда молодежи на чувства и боится за любовь своей племянницы. —
Полагая найдти мудрость въ совтахъ стариковъ-мужиковъ, онъ ошибается. Мудрость ихъ можетъ быть ощутительна только въ постоянномъ сожитіи, такъ какъ она состоитъ единственно въ хладнокровіи, безстрастіи.
Первая страница рукописи «предисловия не для читателя, а для автора».
Размер подлинника.
III. * [ВАРИАНТ ПЕРВЫХ ГЛАВ ПЕРВОЙ РЕДАКЦИИ «РОМАНА РУССКОГО ПОМЕЩИКА».]
Глава 1. Деревенская церковь.
Съ семи часовъ утра слышался благовстъ съ ветхой колокольни Николакочаковскаго прихода, и пестрыя веселыя толпы народа по проселочнымъ дорогамъ и сырымъ тропинкамъ, вьющимся между влажными отъ росы хлбомъ и травою, приближались къ церкви.
Пономарь пересталъ звонить и, вперивъ старческій, равнодушный взоръ въ пестрыя групы бабъ, дтей, стариковъ, столпившихся на кладбищ и паперти, прислъ на заросшую могилку. Отецъ Поликарпъ, отвчая поднятіемъ шляпы на почтительные поклоны разступавшихся прихожанъ, прошелъ въ церковь; народъ вслдъ за нимъ, набожно кланяясь и крестясь, сталъ проходить въ середнія двери. – Сдой, горбатый дьячокъ пронесъ въ алтарь кофейникъ съ водой и кадило, высокій блоголовый мужикъ, постукивая гвоздями огромныхъ сапоговъ и запахивая новый армякъ, вышелъ изъ толпы и, встряхивая волосами, съ свчкой подошелъ къ икон, грудной ребенокъ заплакалъ на рукахъ у убаюкивающей его молодой крестьянки, въ алтар послышался мрный, изрдка возвышающійся голосъ отца Поликарпа, читающаго молитвы, молодой безбородой крестьянскій парень вдругъ быстро сталъ креститься и кланяться въ поясъ. —
Начались часы. —
Отставной Священникъ, дряхлый Отецъ Пименъ, въ старомъ плисовомъ подрясник, слпой Тихонъ въ желтомъ фризовомъ сюртук, бывшій княжеской дворецкой блый, какъ лунь, Григорій Михайлычь въ палевыхъ короткихъ панталонахъ и синемъ фрак; вс стояли на своихъ обычныхъ мстахъ въ олтар и у боковыхъ дверей.. На правый клиросъ прошли сборные пвчіе. Толстый бабуринскій прикащикъ въ глянцовитомъ сюртук и голубыхъ шароварахъ, его братъ золотарь Митинька, рыжій дворникъ съ большой дороги, Телятинской буфетчикъ и два мальчика въ длинныхъ нанковыхъ сюртукахъ – сыновья Отца Поликарпа, прокашливались и перешептывались на клирос. —
Передъ концомъ часовъ толпа заколебалась около дверей, и изъ за торопливо и почтительно сторонившихся мужичковъ показался высокій лакей въ нанковомъ сюртук, который, лвой рукой поддерживая женскій салопъ, правой толкалъ тхъ, которые не успвали дать ему дорогу. За лакеемъ шли господа: Телятинской помщикъ Александръ
Александръ Сергевичь, оставивъ жену и дочь около амвона, скромной, но и не лишенной достоинства походочкой, прошелъ въ алтарь и, поклонившись Священнику, сталъ около двери. – Часы кончились, и уже много пятаковъ и грошей изъ узелковъ въ клетчатыхъ платкахъ и мошонъ перешло въ потертый коммодъ, изъ котораго сдой отставной солдатъ выдавалъ свчи; и свчи эти вмст съ теплыми молитвами простодушныхъ подателей уже давно свтились передъ иконами Николая Чудотворца и Богоматери, a обдня все не начиналась. Отецъ Поликарпъ ожидалъ молодаго Красногорскаго помщика – Князя Нехлюдова. (Онъ привыкъ ожидать его батюшку и еще стараго князя и княгиню, поэтому не могъ допустить, чтобы красногорский помщикъ, самый значительный помщикъ въ его приход, могъ дожидаться, или опоздать.) Горбатый Дьячокъ, уже нсколько разъ выходившій на паперть посмотрть, не детъ-ли внская голубая коляска, въ которой онъ полвка привыкъ видть Красногорскихъ Князей, снова продрался сквозь толпу и, защитивъ рукою глаза отъ яркаго Іюньскаго солнца, устремилъ взоръ на большую дорогу.
– Началась обдня? – спросилъ его молодой человкъ въ круглой срой шляп и парусинномъ пальто, скорыми шагами, подходившій къ церкви.
– Нтъ, батюшка ваше сіятельство, все васъ поджидали, – отвчалъ Дьячокъ, давая ему дорогу.
– Вдь я просилъ Батюшку никогда не дожидаться, – сказалъ онъ красня, и пройдя въ боковыя двери, сталъ сзади клироса. Вслдъ затмъ послышался благовстъ, и Дьяконъ въ стихар вышелъ на амвонъ.
Началась обдня.
<Глава 2. Молодой князь.>
Молодой князь стоялъ совершенно прямо, внимательно слдилъ за службой, крестился во всю грудь и набожно преклонялъ голову. —
Все это онъ длалъ даже съ нкоторою аффектаціею; казалось, что не чувство, a убжденіе руководило имъ. Когда бабуринской мужичокъ, не зная его, дотронулся до его плеча свчкой и просилъ его передать «Микол», онъ съ видимымъ удовольствіемъ взялъ ее и, толкнувъ впереди стоящаго крестьянина, тоже сказалъ «Микол».
Сборные пвчіе пли складно, голоса были хороши, но дребезжащій старческій голосъ стараго дьячка одиноко раздававшийся иногда на лвомъ клирос какъ-то боле соотвтствовалъ спокойной прелести деревенской церкви, боле возбуждалъ отрадно согрвающее религіозное чувство. Къ причастью подошли 2 старушки и нсколько крестьянокъ съ грудными младенцами. Худощавый сгорбленный мужичокъ, помолившись передъ иконостасомъ, кланяясь и звоня колокольчикомъ, сталъ обходить прихожанъ, прося на Церковь Божію. Потомъ среди благоговйнаго молчанія, прерываемаго только пронзительнымъ плачемъ дтей и сдержаннымъ кашлемъ стариковъ, отдернулась завса, и Дьяконъ провозгласилъ священныя слова. Наконецъ Отецъ Поликарпъ благословилъ прихожанъ и вышелъ съ крестомъ изъ Царскихъ дверей.