Полукровка
Шрифт:
Он даже не возражал, потому, что она нуждалась в том, чтобы он был здоровым, сильным и помог ей добраться до дома. И он не возражал, что, вероятно, причиной также было ее мягкое сердце и заботливый характер. Он обожал эти черты в ней и не слишком задумывался о том, почему они были сосредоточены на нем.
Просто наслаждайся, пока это длится.
Он был терпеливым мужчиной, даже когда дело было проигрышным. Именно это сделало его превосходным охотником и следопытом.
Сорча была добычей, не похожей ни на одну из тех, за кем он когда-либо
Но эта женщина хлопотала над ним, заботилась о нем, плакала из-за него и, что самое потрясающее, вернулась за ним. Так что, даже если она никогда не будет принадлежать ему, он знал так же точно, как и то, что у него десять пальцев и шрам, разделяющий пополам костяшки двух пальцев на левой руке, что он принадлежит ей безвозвратно, навсегда. Каким бы она его ни хотела, каким бы образом она ни нуждалась в нем — только ее.
И этого было достаточно. Эта женщина заслужила его восхищение, его защиту, его преданность. Сколько бы времени ему с ней ни оставалось, он сделает так, чтобы этого было достаточно.
Взрыв смеха привлек их внимание к полянке между сараем и домом. Кара хлопала за столом, Сорча и дети бегали кругами, позволяя Дарраху гоняться за ними.
Анхус смеялся рядом, наблюдая за их выходками. Щенок резвился в траве, покусывая их за лодыжки. Дети завизжали от восторга, а Сорча подхватила енота на руки, коснулась мордочки своим носом и поставила на землю, чтобы он снова погнался за ней.
Рот Орека растянулся в улыбке, его взгляд пожирал фигуру Сорчи, пересекавшую поляну. Лицо яркое и розовое в лучах осеннего солнца светилось собственным лучезарным счастьем. Кудри подпрыгивали, когда она двигалась зигзагами, достаточно медленно, чтобы Даррах и дети не отставали.
Видя ее с этой человеческой семьей… Орек не мог не задаться вопросом, каково ей. Она говорила о своей семье больше всего, и ее любовь к ним пронизывала все, что она делала, каждое сказанное ею слово. Ее яростная, глубокая преданность пробудила в нем старую, уродливую ревность, которая заставляла видеть других орклингов с их родителями, а других мужчин со своими женщинами или самками и детенышами, и задаваться вопросом, почему у него не может быть только одного человека, который любил бы его.
Это были нехорошие мысли, они всегда обжигали его горло горечью, но, тем не менее, они были у него. Теперь, однако, он почувствовал вкус преданности, заботы и жаждал большего.
Брачные узы орков — колючая штука, когда они остаются без ответа. Еще до того, как броситься в ту реку, он знал, что зашел слишком далеко, чтобы остановить это. Было некоторое утешение в осознании того, что связь никогда не осуществится — чтобы супружеские узы полностью укоренились, требовалась физическая близость в течение длительного периода. Интимная близость по обоюдному согласию, с удовольствием.
Судьба, чего бы он только не отдал, чтобы найти тайное место, куда можно забрать ее, спрятать, трахать ее до бесчувствия…
Он втянул в себя воздух, переминаясь с ноги на ногу.
Наблюдая за их игрой
Это были ежедневные мечты, ежечасные, иногда — ежеминутные мысли о том, как он докажет, что он хороший друг. Щедрый друг. Как он узнает все, что ей нравится, все прикосновения, слова и движения. У него почти не было собственного опыта, но узнал бы все, что можно было знать о ней и ее удовольствии. Он дал бы ей так много, что она умоляла бы его об передышке, но он не дал бы этого, продолжая дарить ей удовольствие своим языком, пальцами и…
Его кожа напряглась, когда кровь стала горячее, и Орек фыркнул.
Несколько дней они спали, прижавшись друг к другу, в лесу. Теперь она спала рядом с ним, ее аромат пропитывал сено, прогоняя даже тяжелые запахи животных. Так близко, что это почти доводило его до безумия. Больше, чем зуд его заживающих ран, мысль о ней, о том, что она рядом, достаточно близко, чтобы прикоснуться, и при этом не поддаться искушению просто протянуть руку и дотронуться ее…
Она проникла в него, нашла там для себя место, и его разум не переставал перебирать способы сделать то же самое.
Быть внутри нее… в ее сердце, в ее теле…
Он не давал себе уснуть до поздней ночи, эти надежды и желания проносились в его голове, тело покалывало от жажды, которую он не мог утолить. Взять себя в руки не было ни единого шанса, и даже тогда он сомневался, что это принесло бы пользу.
Брачная связь знала, чего он хочет, и Орек тоже знал.
Через некоторое время Сорча заставила детей и Дарраха гоняться друг за другом по кругу, а сама ловко увильнула и побежала трусцой к сараю. Она улыбалась на ходу, легкий пот блестел на влажной коже ее шеи и груди.
У него перехватило горло, а сердце бешено заколотилось.
— Она знает? — Анхус тихо спросил его.
Орек напрягся, часть похоти ушла. Он не мог оторвать взгляда от Сорчи и встретил ее улыбку своей собственной, потому что он всегда улыбался, видя, как она приближается к нему, но этот вопрос был напоминанием, в котором он нуждался.
— Нет.
Анхус задумчиво промычал.
Нет, Сорча не знала. И это было нормально, он не хотел ее жалости или, что еще хуже, отказа. Если бы что-то осталось недосказанным, он мог бы жить в этой двусмысленности, мог бы наполнить ее всеми своими тихими, тайными надеждами и желаниями.
Увидев ее с детьми, он понял, что не может предложить ей ничего подобного, ничего подобного тому, чего она хотела, ожидала и заслуживала. Он вообще ничего не мог ей предложить, по крайней мере до тех пор, пока они не вернутся в ее дом.
Когда они это сделают, его роль в ее жизни будет закончена. Его привязанность к ней обеспечит ему возможность оставаться рядом так долго, как он только сможет, хотя незавершенная супружеская связь может привести к тому, что он в конце концов расстанется с ней.