Полукровка

Вендел С. И.

Орек судорожно сглотнул, представив, как эти руки с длинными гибкими пальцами нежно обводят его тело, изучая его форму мягкими прикосновениями, даже когда он царапал, дергал и бил себя.

Воспоминание об этой идеальной заднице, полной и готовой для того, чтобы руки погрузились в нее и разминали, заставило его поперхнуться. Ее лукавая полуулыбка, сопровождаемая выгнутой бровью, заставляла его рычать, как животное. И тот гул, который она иногда издавала, теплый звук, исходивший из глубины ее груди, положил конец всему.

Каков был бы этот звук на его члене?

Со

сдавленным ревом Орек развалился на части, член трепетал и пульсировал в его руках, а по земле стекали полоски перламутровых струй. Он выплеснул из себя все, что мог, очистил всю зарождающуюся похоть и надежду и оставил это на лесной подстилке.

В лунном свете она блестела, как мокрая паутина.

Ударившись лбом о дерево рядом с собой, Орек тяжело дышал. Его грузное дыхание громким эхом отдавалось в ушах, пока тело все еще содрогалось от оргазма, рука и член свободно повисли у бедра.

Через мгновение он сильнее прижался лбом к коре дерева, приветствуя укус боли. Постепенно это возвращало его в лес, и, сделав несколько долгих глотков свежего, пахнущего соснами воздуха, он сумел взять себя в руки.

Это был шаткий контроль, но, тем не менее, контроль.

Приведя себя в порядок, Орек вернулся в лагерь менее поспешно, чем уходил, давая коленям и рукам время перестать трястись от силы его освобождения.

В груди у него все еще пульсировало сердце, когда он снова вышел на свет костра.

Сорча сидела, скрестив ноги, на своей постели и играла с Даррахом. Тот, лежа на спине в ногах, бил лапами по ее рукам, когда они опускались вниз, чтобы пощекотать его открытый округлый живот. Щенок игриво рычал, катаясь у нее на коленях.

Судьба, он так завидовал этому еноту!

Это зрелище не должно было его возбуждать, он много раз видел, как она играла с Даррахом. При таком раскладе Сорча могла чихнуть, и его член заинтересованно дернулся бы.

Орек устроился обратно на своем месте у огня, поморщившись, когда ткань штанов потерлась о полутвердый член. Он вернулся едва ли в лучшем состоянии, чем ушел, за исключением того, что теперь он был чрезмерно чувствителен, как будто его кожа была слишком туго натянута на плоть.

Ему придется подождать, пока она заснет, и прокрасться обратно в лес. На этот раз тише, поскольку он не мог уйти так далеко, пока она спит.

Не имело значения, как сильно он страдал и жаждал, ее безопасность была превыше всего.

Когда он снова поднял глаза, то обнаружил, что она наблюдает за ним с непроницаемым выражением лица. Даррах без особого энтузиазма грыз один из своих пальцев, сильно моргая.

Орек откашлялся.

— Ты нашла носок?

Сорча моргнула. Моргнула снова. Прочистила горло.

— О… эээм. Да.

Дарраху не нравилось находиться в корзине днем, пока они шли, он предпочитал вместо этого свой обычный насест на плече или голове Орека, поэтому Сорча повертела ее в руке и использовала для сбора всего, что

могло заинтересовать ее или щенка. Когда она перебежала к чему-то другому, чтобы посмотреть, Орек немного подвинул Дарраха.

— Ты становишься слишком большим для этого, — проворчал он, глядя на щенка, который в данный момент сидел у него на голове.

Усы Дарраха щекотали ему ухо, он сопел у виска Орека.

— Со дня на день ты станешь слишком большим и для этой корзины тоже.

Хотя Дарраху был еще далеко до взрослого животного, он приближался к тому возрасту, когда Орек почти мог наблюдать, как енот растет с каждым мгновением. Но корзинка действительно понравилась щенку, а дети были так непреклонны, что им пришлось ее взять.

Кара и Анхус были достаточно добры, чтобы собрать им в дорогу многие другие вещи. Сушеное мясо и фрукты, буханки хлеба, ломоть сыра, новый кусок веревки и кошелек с монетами, который Сорча дала им за помощь.

Он и Сорча настаивали, чтобы пара оставила монеты себе, но Кара и Анхус наотрез отказались.

— Пока ты была здесь, ты была больше, чем помощницей. Мы во всем опережаем график, — сказала Кара, вкладывая кошелек в руки Сорчи.

— Вы заслужили свое содержание, — подвел итог Анхус.

Сорча продолжала беспокоиться, но, в конце концов, они ушли с большим, чем пришли. Орек был рад монетам, хотя бы потому, что это продолжало их игру. Теперь кошелек лежал в его рюкзаке, спрятанный в капюшоне прошлой ночью. Это также означало, что у него будет чем снабдить Сорчу на оставшуюся часть путешествия.

Он наслаждался своим опытом на ферме — исцелением от ножевого ранения, — но он был счастлив снова быть с Сорчей наедине.

Если он не мог получить ни ее поцелуев, ни удовольствия, ни будущего, то, по крайней мере, мог довольствоваться ее безраздельным вниманием.

Сорча вернулась к нему, чтобы показать, что она нашла. Продолжая идти, она подняла несколько камней с зелеными прожилками.

— Я думаю, что это малахит, — сказала она. — Мы иногда находим эти и другие подобные им вокруг дома. Тетя Софи любит их коллекционировать. У нее есть способ открывать их, чтобы посмотреть, есть ли внутри кристаллы, — Сорча поскребла камни ногтем, чтобы посмотреть, сможет ли она освободить какую-нибудь часть и обнажить зеленые внутренности.

Пока они шли, она рассказывала ему обо всех разноцветных кристаллах, которые они нашли вокруг семейного дома и в холмах за ним, о жеодах, аметистах и кварцах, которые теперь украшают дома ее и ее тети. Она сказала ему с немалой долей самодовольной гордости, что один из найденных ею больших кристаллов все еще является рекордсменом в семье.

Он восхищенно слушал, как она рассказывает обо всех своих лучших находках и о том, что они были лучше всего, что находили ее братья и сестры, зная, что когда он ускользнет из лагеря этой ночью, чтобы взять себя в руки, он предастся мыслям о Сорче, усыпанной кристаллами, которые искрились бы и подмигивали на свету, когда он брал ее снова и снова.