Полукровка

Вендел С. И.

Никто не оплакивал его. Ни его мать. Ни он сам. Никто.

Эти слезы растрогали его, и он поклялся никогда больше не давать ей плакать. Он не знал, как и почему, просто никогда. Этой женщине, которая вернулась за ним, когда любой другой бросил бы его, которая заботилась о нем, когда никто другой никогда этого не делал, не разрешалось плакать.

Но если бы она была в тепле, сыта и довольна, у нее не было бы причин для слез.

Так вот что намеревался сделать Орек. Как и подобает хорошему другу.

Сорча

не смогла удержаться от еще одного взгляда на амбар, притворяясь, что потягивается. Сбор урожая был закончен, слава Судьбе, но теперь предстояло кропотливо его перебрать и разместить на хранение. Ни одна из этих работ не доставляла ей удовольствия — она с радостью согласилась бы на работу в конюшне в любой день, — но не жаловалась, не тогда, когда Кара и Анхус были такими милыми.

Они с Ореком были на ферме уже шесть дней, и Сорча провела большую часть этого времени, помогая по хозяйству, стараясь не быть обузой. Помогая им и навещая своего выздоравливающего спутника, она была более чем готова каждую ночь заваливаться в меха, но, опять же, она не жаловалась. Это была хорошая, честная работа, и она была благодарна этим людям за их более чем щедрое гостеприимство.

Ее глаза легко нашли Орека, поскольку были натренированы в его поиске. Сегодня он устроился на груде ящиков и стогов сена, прислонившись спиной к стене сарая. Его рубашка свободно свисала с широких плеч, а волосы были собраны сзади в неряшливый узел.

Он выглядел таким непринужденным, таким… домашним.

К ее удивлению, чистить овощи действительно было похоже на строгание, но проще, и теперь он был настроен чистить все овощи, которые попадались Каре в руки. Кара восхищалась его техникой, и дети часто останавливались, чтобы полюбоваться идеальными спиралями кожуры, которые ему удавалось сделать. Большинство из них были послушно отправлены в ящик с объедками, которые Кара хранила для мульчи, но многие все равно исчезли в цепких руках и голодном рту Дарраха. Щенок был в восторге от того, что Орек встал на ноги и может снова прогуливаться.

Ему все еще удавалось быть любимцем щенка.

Он и мой любимец тоже.

Сорча покраснела от неожиданной мысли, но не отвела взгляда. Было что-то завораживающее и… манящее в том, как уверенно он обращался с каждой картофелиной или морковкой, как его сильные, грубые пальцы с простой уверенностью управлялись с маленьким ножом. Ее глаза неизбежно поднялись к его предплечьям, наблюдая, как под мягкой зеленой кожей прыгают, напрягаются и расслабляются сухожилия.

Я бы никогда не подумала, что у него такая мягкая кожа. Но теперь она знала — и не имела понятия, что с этим знанием делать, просто у нее было это низкое, пульсирующее желание что-нибудь сделать.

— Он там, где ты его оставила.

Сорча подскочила из-за нежного поддразнивания Кары, которое только заставило женщину рассмеяться.

Она повернулась обратно к колодцу, где они счищали остатки пшеницы и умывались перед обедом.

— Я просто беспокоюсь за него, — вот что она наконец ответила.

— О, конечно, — согласилась Кара, — если бы мой мужчина получил такое ранение в бок, я бы не знала, что с собой

делать. Но он, — она кивнула в сторону сарая, — он сильный. Никогда не видела ничего подобного.

— Это потрясающе. Он хочет помочь Анхусу завтра переставить ось повозки.

Кара закатила глаза.

— Дайте мужчинам достаточно времени, и они найдут способ устроить беспорядок, а затем потратить день на его устранение, — она подмигнула, протягивая Сорче мокрую тряпку, чтобы вытереть шею и лицо.

Сорча застонала от божественного ощущения прохладной воды на своей зудящей, разгоряченной коже.

Когда она оторвала взгляд от мытья лица, то обнаружила, что Кара рассматривает ее.

— Я просто подумала — теперь, когда Орек проснулся и идет на поправку, если ты захочешь поспать в доме, я могла бы приготовить тебе что-нибудь у камина внизу. Это было бы удобнее, чем эти тюки сена.

Предложение повисло между ними, обдуваемое легким ветерком, который пронесся по поляне с востока.

Сорча прикусила щеку.

— Спасибо, но… Я бы предпочла остаться с Ореком. Я буду слишком волноваться.

Кара согласно кивнула.

— Понятно. Я знаю, как тяжело через некоторое время спать порознь. Даже если он храпит и укрывается лучшим одеялом, — последние слова она произнесла, бросив нежный взгляд на своего мужа, который ничего не понял, пока раскладывал мясное ассорти из погреба, и поэтому не заметила, как глаза Сорчи расширились.

Кара ушла прежде, чем Сорча смогла ее исправить или возразить. Женщина уже делала несколько подобных комментариев, подразумевая, что Орек принадлежит ей, а Сорча просто… не поправила ее.

Она должна была. Каре и Анхусу в любом случае было бы все равно, но для Сорчи это было важно — она не претендовала на него ни в коем случае, кроме как в качестве компаньона. Друга.

Оправдание, хотя и ограниченное ее мыслями, казалось неубедительным даже ей.

Сорча хмуро уставилась в землю, продолжая вытираться.

Они были недостаточно далеко от той кровавой ночи, а Орек еще недостаточно оправился от той страшной раны, чтобы она забыла ужас, который испытала за него. Глубина и размер ее беспокойства превзошли все, что она когда-либо чувствовала к кому-либо прежде. Конечно, она бывала напугана, когда ее братья и сестры делали что-то глупое и опасное, и она переживала за безопасность своего отца больше раз, чем могла сосчитать, пока он был в отъезде с лордом Дарроу.

Но ничто не могло сравниться с тем абсолютным безумием, которое поглотило ее, когда она познала, увидела боль Орека. Ее сильный спутник, такой способный и компетентный… она была потрясена, увидев, как он потерял все силы.

Ее облегчение, когда он очнулся, было столь же ощутимым, что она не могла не думать об этом всякий раз, когда у нее появлялась минутка.

Ее взгляд снова переместился на него, все еще расслабленного, прислонившегося к сараю, пока он обрабатывал картошку большим пальцем и ножом.

Она не упустила ни того, как полуденное солнце отбрасывало драматические тени вдоль крепкой колонны его шеи, ни того, как блестит единственная золотая серьга в его заостренном ухе. Она не упустила из виду жесткой мышцы его груди, открытой свободной рубашкой, разделенную пополам тяжелой линией грудных мышц. От нее не ускользнул мягкий, терпеливый взгляд его глаз и легкая складка рта, когда Даррах перебирал его волосы.