Поля доброй охоты
Шрифт:
– Ты бы лучше копье оставил, – посоветовал ему ведун. – Неудобно с ним будет за мной таскаться. Для острастки и меча вполне хватит.
– Ты меня еще поучи! – повысил голос ратник.
– В хоромы княжеские тоже с копьем попрешься? – поинтересовался Олег. – В дверях-то не застрянешь?
Молодой воин помялся, потом предложил:
– Ты здесь обожди. Я мигом к воротам обернусь.
– И щит оставь! Упаришься! – крикнул ему вслед ведун, забрался в свое ночное узилище, собрал вещи. А когда вышел, его дожидался повеселевший стражник.
– Ну что, пошли?
– Тебя как звать-то? – спросил Олег.
– Морозко!
– Зимой,
Ведун вскинул мешок на плечо и зашагал к идолам.
Найти изображение Мары среди истуканов оказалось не так-то просто. Святилище было большим и богатым, изборцы возвели идолы не только своим родовым богам, но и тем, которые считались малозначительными и даже чужими. Вот среди них, чужих и мелких, Олег и отыскал низкий черный пенек «Ледяной божини» с косой через плечо и чашей в руках, с высохшим, косо насаженным венком и пустой потрескавшейся лоханкой под ногами.
– Здравствуй, прекраснейшая из богинь и богиня среди красавиц, – шепотом поздоровался с покровительницей ведунов. – Ты не поверишь, но я по тебе скучал. По твоим глазам и волосам, по твоему голосу и запаху. По твоему единственному поцелую, который сжег мое сердце. Услышь меня, моя богиня. Ибо я пришел к тебе…
– Ты знаешь, кто это? – свистящим шепотом спросил из-за спины следовавший за ним по пятам стражник.
– Это та, кого встретит в своей жизни каждый из нас, – ответил Олег. – И от ее благосклонности будет зависеть жизнь куда более долгая, нежели эта.
Как назло, у него не было с собой ничего, что можно было бы оставить Маре в качестве подношения. В будущем он об этом не позаботился, тут пока ничем не разжился. Пошарив по карманам, Середин нащупал пятирублевую монету, совершенно бесполезную в этом мире… Хотя и равную по номиналу пяти здешним лошадям.
– Все, что есть, – пожал он плечами и положил монету в миску. – Вспомни обо мне. Услышь…
Он отступил и повернулся к Морозко:
– Веди, служивый. Посмотрим, что за узилище приготовили мне на этот день.
Хоромы посадника выглядели, разумеется, куда затрапезнее, нежели домик скромного московского бухгалтера, да и сам город своими размерами ощутимо уступал дачному участку пенсионера. Однако здешние стены, сложенные из известняковых плит и скрепленные раствором на белках из куриных яиц, производили куда более серьезное впечатление. Толщиной в пять шагов и высотой изнутри в два человеческих роста, они делались не просто на совесть – на века! Из дерева рубили только ведущие наверх лесенки и шатры над башнями.
К тесноте крепостей ведун за время скитаний успел привыкнуть. Твердыни никогда не бывают просторными. Как стены ни раздвигай, желающих спрятаться от опасности под защиту дружины и камня всегда оказывается больше, нежели места внутри. Вот и в Изборске срубы размером всего четыре на четыре метра стояли вплотную друг к другу и тянулись вверх на два-три этажа. Или, точнее, на два-три жилья, как выражались в здешнем мире.
Дворец посадника был примерно таким же: грубо отесанные бревна, переложенные мхом, узкое
5
В традициях русской архитектуры вокруг домов и церквей делался длинный балкон для прогулок – гульбище.
Внутри дом уже не казался таким тесным. Проходы здесь были широкими, людские и горницы – просторными. Однако под потолком везде тянулись длинные полати [6] . Выходит, места для всех не хватало и здесь.
– Наверх ступай, чародей, – указал на лестницу ратник. – Боярин Стрекал честь тебе великую оказал. Возле княжеских покоев поселяет, собственную светелку уступил.
– Что же он вслух этого не сказал? – съязвил Олег. – Я даже отблагодарить его не смог.
6
Откидные или подвесные полки для сна. С одной стороны, под потолком на них всегда было теплее, чем внизу, с другой – место для отдыха, понятно, не самое удобное.
Они пошли наверх, миновали пролет с глухой дверью – видимо, на женскую половину, – поднялись на третий этаж, по темному коридору прошли до конца, к двери, что закрывалась толстым запорным брусом, лежащим в вырезах бревна. Морозко услужливо снял поперечину, потянул дверь на себя. Та тихонько скрипнула на смазанных салом подпятниках, открыв комнатку четыре на пять шагов, с чистеньким половиком, с топчаном у одной стены и сундуком напротив. Больше тут ничего не помещалось.
– Хочешь сказать, воспитатель посадника у вас взаперти живет? – рассмеялся Олег, указав на брус в руках ратника.
– Полонянин знатный о прошлом годе тут обитал, – ответил Морозко. – Князь Роговолод. Опосля кривичи его выкупили, ан запоры остались.
Это походило на правду. В городской тесноте вполне могло быть, что одна и та же комната оказывается то тюрьмой, то гостевой комнатой, а когда нужды нет – то и жилищем фактического главы крепости. Раз стражник гостя не поправил, значит, так оно и есть: князь Русы посадил сюда юного боярина Переяра ради его знатности и приставил к родственнику опытного Стрекала, чтобы паренек не наделал глупостей.
Ведун шагнул в светелку, скинул заплечный мешок, развязал, стал выкладывать вещи. Те, что намокли, раскинул на постели, прицепил на торчащие из бревен щепы, остальные просто разложил на полу и сундуке. Влажность – штука коварная. Лучше подсушить сухое, нежели потом обнаружить вместо рубахи гниль, а вместо клинка – ржавую железяку. В сундук, подальше от посторонних глаз, он спрятал только зеркала. Стекло и дерево влаги особо не боятся, держать их при себе долго Середин не собирался – так что ничего с сокровищем взаперти не случится.