Попробуй меня разлюбить

Высоцкая Мария Николаевна

Разговоры плавно перетекают в обсуждение шмоток, ремонтов, школьных предметов, учителей и прочей всячины.

Я на какое-то время проваливаюсь в себя и думаю про Дана. Две недели его не видела. Соскучилась ад просто. Он на новогодние каникулы улетел в Мексику.

Мы, конечно, постоянно на связи. Звонки, сообщения, видеоформат тоже, но это все ни в какое сравнение с живым общением не идет. Мне так хочется его обнять. Божечки, как же я хочу его обнять.

А еще никак не могу выбросить из головы тот вечер, когда его ударил собственный

отец. Данис после этого не пришел к нам на праздник, а я так ждала… Честно, иногда мне кажется, что его отец не остановился на подзатыльнике, а побил сильнее, когда меня не было рядом.

— Четыреста лошадей под капотом.

Выхватываю крайнюю фразу брата и пытаюсь вернуться на Землю.

Кажется, речь про машину, которую Тиму подарили на совершеннолетие.

Мышцы в теле уже достаточно затекли. Хочется встать и пройтись. Именно это и делаю. Поднимаюсь на ноги и, обогнув стол, упираюсь ладонями в Тимкины плечи.

— О, тачку-то покажи. Я ж не видела еще. Ариш, ты с нами?

— Не интересуюсь машинами, — Громова отрицательно вертит головой.

На такой выпад Тим, конечно, не может не отреагировать.

— Да ты ничем, кроме своих книжек, не интересуешься, — выплевывает язвительно, но его тут же одергивает мать:

— А тебе стоило бы поинтересоваться книжками ради разнообразия.

Азарин прищуривается и, с шумом отодвинув стул, поднимается из-за стола.

— Пошли, Катюха.

Пожимаю плечами, оправдываясь перед Ариной за невежество брата, но сама послушно топаю за ним следом.

Мы выходим на улицу без курток. На мне короткое платье морковного оттенка и замшевые ботфорты на толстом каблуке.

Обнимаю руками свои плечи и усаживаюсь в салон, от которого до сих пор пахнет новьем.

— Кла-а-а-асс, — веду ладонью по панели.

— Дан в городе? — Тим откидывается затылком на подголовник.

— Угу. А что?

— Да мы с пацанами завтра в «Грозу» хотим.

— Куда? Эй, не развращай мне парня, — цокаю языком и стряхиваю с колена невидимую пылинку.

— Парня? Ты его затр*хала уже своей френдзоной.

В брате включается мужская солидарность, ну а я… Я не спешу его переубеждать. Такое себе признаться в том, что во френдзоне, вообще-то, держат меня. Это же удар по репутации завоевательницы мужских сердец. Сама с себя угораю, конечно.

— Там же стриптиз, — продолжаю возмущаться, но уже менее уверенно.

— И?

— Ой все. Отстань, — иду на попятную. Возможно, Дан и сам никуда не поедет, а если поедет, я умру. Точно-точно. Прямо завтра, прямо у него под дверью, когда буду останавливать.

Иногда сама поражаюсь своей навязчивости. Это, наверное, перебор — вот так… Но у меня не выходит иначе. Совсем.

Тим ржет, но больше меня не дразнит. Просто меняет тему и предлагает вернуться обратно в дом.

Соглашаюсь и почти сразу бегу в гостевую, которую мне тут выделили. Хотя она за мной тут с пяти лет застолблена.

Данис звонит

мне сам минут через сорок, когда я выхожу из душа. Я намеренно терпела до последнего и не звонила ему первой.

В горле беспощадно першит. Я кашляю, пью теплую воду и жалуюсь на свое вялое самочувствие. Получаю наставление выпить лекарства и лечь спать. Так, собственно, и делаю, а вот утром просыпаюсь с высокой температурой.

Глава 31

— Ты заразишься, Дан.

Катя прикрывает рот кончиком одеяла и чихает. Глаза тут же начинают слезиться, а нос алеет, хотя он и так у нее красный.

— Нет.

Мы смотрим друг на дружку. Замираем в таком состоянии и словно ведем внутренний диалог. Я считываю то, как ей плохо, а она, кажется, до сих пор жалеет меня после увиденного. Мой отец снова все испортил.

Жалость не то, чего я жду от людей. Она унижает. Делает слабее. А быть слабым не для меня, уж точно не в тех обстоятельствах, в которых мне приходится жить.

— Спасибо, что пришел. Я скоро с ума сойду от одиночества. Так хочу в школу уже.

Катя легким движением пальцев смахивает со взмокшего лба приклеившиеся волосы и снова чихает.

— Ненормальная. Я бы туда вообще не ходил.

— Это лучше, чем сидеть в четырех стенах.

Пожимаю плечами как раз в тот момент, когда в дверь стучат. Секундами позже в комнате появляется Катина мама с подносом в руках. На нем стоит глубокая тарелка и большая чашка.

— Не помешаю?

Наталья Алексеевна прикрывает дверь ногой и ставит поднос на тумбочку.

— Я тут бульон принесла, Катюш. И чай. С медом.

— Ну мама, меня уже тошнит от меда, — хнычет Катя. — Зачем вы вообще вернулись? Я не умираю.

— Катя, — Токман округляет глаза и, поджав губы, качает головой.

Катины родители вернулись из отпуска раньше времени, как только узнали, что дочь заболела.

— Покушай хотя бы. Я сама готовила, — настаивает Наталья Алексеевна, и Катя сдается. Берет ложку.

— Ладно, если сама…

— Не бойся, он вкусный.

Катя играет бровями и отчерпывает бульон.

Видимо, на моем лице читается вопрос, потому что Наталья начинает тараторить, глядя мне в глаза:

— Я отвратительно раньше готовила, но Катин папа ел. Плевался, но ел, — смеется. — Катюня вот тоже ко всем моим шедеврам до сих пор принюхивается. Понаслушалась Ваниных рассказов.

— Ясно, — киваю и отворачиваюсь.

Меня уже не так корежит от их легкого общения. От улыбок этих… Я даже начинаю воспринимать такой формат отношений как что-то само собой разумеющееся. Только теперь осознание, как должно быть в семье, где тебя любят, еще сильнее бьет под дых при встрече с отцом. Раньше я о подобном не задумывался. Не сокрушался и не жалел себя. Мне не повезло. Так бывает. Но это не было поводом наматывать сопли на кулак. Теперь же…

Теперь все идет не по плану.