Порхающая душа

Лесная Лидия

В антракте

Он был в первый раз у меня в уборной, Принес туберозы и пьяные вишни. Суфлер сказал зло: «Я здесь, кажется, лишний», И пошел сплетничать — небритый, черный. Мы знали без суфлера хорошо наши роли: Он был так нежен. Я так покорна, А пьяные вишни — сладки, сладки до боли. И пахло туберозами в маленькой уборной.

Городские шумы

1. Медведь

Мне странно видеть вас в уборной, Вас, грустный принц,

вас, нежный скальд. Виолончели томный альт Поет в оркестре вальс минорный, А вы молчите осторожно — Вам незнаком кулисный тон. Все невозможное — возможно Здесь, где вся жизнь — обманный сон. Но вы не верите кулисам, Вы — милый северный медведь. Когда приходите к актрисам, Надо сметь!

2. Муха

У меня в комнате появилась муха, И на душе стало сразу светлее и тише. <………………………………………….> И думаю, что сегодня — день Святого Духа, Что везде — березки с клейкими листочками, Пахнут улицы теплым дождем, землей, почками… Жужжит, сладкой музыкой лаская ухо, Милая, случайная, зимняя муха. «Новый Сатирикон». 1916, № 46.

Дешевка

Мне легко за соболью шубку Тебе заплатить любовью. У тебя такие нежные губки И такие капризные брови. А если бы ты был рожа, Похож на козла или жабу, Моя любовь была бы — Вдвое дороже! «Новый Сатирикон». 1916, № 48.

Имитация

Я — взрослая, и мне все-все можно: Съесть сразу десяток пирожных, Сколько угодно гулять. Так скучно самой себе все позволять. Я пилюли мои золочу — И делаю то, чего не хочу. «Новый Сатирикон». 1916, № 49.

Актриска

Малютка, ваши руки вымыты духами, И тонки кружева нарядного белья, Но кто такая вы, вы сами, И что такое ваше — я? Вас нет. Есть туалет, Есть ручки смуглые, Согретые мехами, Есть золото волос и скользкий блеск чулок. Но почему о вас, пушистый мой зверек, Так хочется мне говорить стихами? «Новый Сатирикон». 1916, № 50.

Завтра

Елочки нет. Нас было двое, Она была третья, Исполняя завет, Душистую хвою Опутали сетью Серебряных нитей, Одели в орехи. Ах!.. Снежинки, звените О растаявшем смехе — Елочки нет. «Новый Сатирикон». 1916, № 52.

А я смеюсь

Ты думаешь, соленое вино вкуснее? Зачем твои глаза роняют в мой бокал Прозрачную росу твоей печали? И для того ль мы долго так молчали, Чтоб ты слезами мне молчанье рассказал? Я не хочу быть грустной, не умею. Ты любишь боль, ты любишь радость боли, Так пей свое соленое вино один, А я смеюсь, как мак в зеленом поле, Я

пью вино, сладчайшее из вин.

Горю, горю ясно!

Разум и вера играют в горелки — Разум ловит, а вера горит. Разум ушибся о камень трюка. К нему в сиделки Пришла наука И говорит: — Играйте в горелки. Играют в горелки. Разум ловит, повинуясь сиделке, А вера? — Вера горит. — Горю, горю ясно! «Новый Сатирикон». 1917, № 1.

Пьеретта

Голубчик, я вам нравлюсь в костюме Пьеретты? Скажите, я нравлюсь вам? Но что это на плече у меня? Что это? Ай-ай-ай! Это — шрам! Этот красный рубец на бледной коже — Поцелуй вашего злого хлыста Ну так что же? Зато душой я чиста!

Снежный хмель

От вас сегодня пахнет снегом И терпким запахом дохи. Вам так к лицу: Архангельск, Кемь, Онега, Как мне к лицу мои духи. Мне в ваших розвальнях тепло, как в колыбели, И в вашей шубе, как в гнезде. Своей и вашей верю я звезде. И с вами я люблю мохнатые метели, — С вами!.. Серебряными кружевами Качают ели. Я вижу лес в гирляндах бус зеленых, золотых, Я вижу звездный сон. А вы? А ты? А ты, мой самоед, а ты, мой снежный мельник, Царь ледяной, мой белый царь-Мороз? Ты чувствуешь, что нам сочельник Счастливый Новый год принес, Принес нам радость быть вдвоем, быть вместе? Ты хочешь до зари пить вьюжное вино из белых кубков ласковой метели, Смотреть, как лепестки стеклянных белых роз В медвежью полость налетели? Ты хочешь пить Снегуркину любовь, Взметнувшую ее сегодня в первый раз? Красавец Новый год, алмазный хмель для нас, — Алмазный хмель готовь! «Новый Сатирикон». 1917, № 7.

Ковер

Персидский ковер у вас на стене Зовет к мечтам о пышном Востоке. Ярких узоров затейные строки Звучат только мне. Рассказали о кофе, пряном и пьяном, О желтом изюме на пестром блюдце… В углу вашего низкого и широкого дивана Я хотела бы заснуть и ночью проснуться. Тогда б я, наверное, услыхала, Как звенят ожерелья смуглых гурий, Как шелестят и веют их опахала Вокруг вас, лежащего на тигровой шкуре. В чудесный узор ковровой пряжи Вплелись ваших снов златозвонные нити, И ваш ковер обо всем мне расскажет, Даже о том, о чем вы молчите.

Гонорар

Будничная улица. Серый дом. Прихожу и получаю деньги за работу. А я хотела бы, чтоб ночью у волшебного грота Золото дарил мне старый гном. Или вдруг — таинственный сад… Зарыт клад… Мы с гномом заступ берем И с потайным фонарем Рыщем, роем — и находим золота груды, Яхонты, опалы, изумруды!.. На заре я прощаюсь с гномом старым — И с тех пор все стихи печатаю даром. «Новый Сатирикон». 1917, № 8.