Портрет героя
Шрифт:
Я смотрю ей вслед, а народ с противоположной стороны улицы как по команде бросается во двор, как если бы брал штурмом какую-нибудь крепость; и мы с Чернетичем тоже вбегаем вместе с ними в открытые, обтянутые колючей проволокой ворота.
Я обгоняю всех, за мной бежит Чернетич. Вот дом Большетелова с разбитыми окнами… Мусорные кучи, гора битого кирпича, железные, торчащие из снега балки… Здесь должна быть эта вязанка! Я спотыкаюсь и падаю, ощущая во рту вкус крови. Шарю руками в сугробе… И вот вытаскиваю эти
— А ну отойди! — слышу я. Обернувшись, вижу дядьку средних лет в морском бушлате и ватных брюках.
— Мое! — заявляет он и, оттолкнув Чернетича, делает шаг ко мне. — Подними! — нагло и коротко приказывает он мне и заносит надо мной, сидящим на корточках, свою громадную ногу, обутую в солдатский валенок.
— Извините, — говорит Чернетич твердо, — эти дрова — наши!
Не обращая на него внимания, сплюнув ему под ноги, мужик шипит на меня:
— А ну, жид! Завяжи и подай!
Продолжая шарить в снегу в поисках письма, я в то же время не спускаю глаз с его ноги. Мужик нагибается к обрезкам. Чернетич все так же спокойно говорит ему:
— Прошу вас, оставьте дрова! Это — наше!
— На них написано, что они ваши?! Параша! Рабинович несчастный! Сука!
В ответ Чернетич молниеносным движением ноги выбивает у него из рук кусок дерева. Я вскакиваю. Мужик молча поворачивается к Чернетичу, взмахивает правой… Поздно! Чернетич уже выбросил вперед левую руку! Мужик охает и хватается обеими руками за живот. Секунду он еще держится на ногах не в силах открыть рот.
— Жид!
Сделав шаг назад, Чернетич ударом ноги довершает начатое. Издав урчащий звук, мужик как подкошенный падает на колени. Еще миг — и он на четвереньках. Еще секунда — и он на снегу.
— Быстро! — шепчет мне Чернетич. — Быстро!
Я шарю по снегу, он собирает дрова. Молча на приличном расстоянии на нас смотрят зрители — старики и дети.
— Когда пойдем мимо, отвернись! — Чернетич уже связал проволокой дрова, а я все не могу найти… — Нельзя больше ждать!
— Сейчас, Драго, сейчас!
Я шарю и шарю. Мои руки окоченели. Из-под кирпичей торчит что-то темное. Рукавица! Есть! Письмо в ней!
Держась вдвоем за эту вязанку, мы бегом, отворотив лица от собравшихся, мчимся к воротам.
— Бандиты!
Мы выбегаем на улицу, и тут нам навстречу из-за угла, как с неба сваливается, вся в мехах, блестя золотыми очками, фигура полного человека.
— Ах! — в ужасе произносит фигура и поднимает руки к лицу, как бы защищаясь от удара. Стоя с поднятыми руками, топчась на месте, она загораживает нам путь. Мы легонько толкаем это чучело в мехах, желая его обогнуть. Издав пронзительный вопль, как если бы его резали, так, что у нас звенит в ушах,
— Бандиты! — слышим мы сзади.
— Караул!!! — Это уже кричат на всю улицу.
— Бежим!
И мы мчимся так, как только можем. Сейчас должен быть тот подъезд, где я однажды уже прятался с женщиной и стариком. В тихом переулке никого нет, кроме нас. Тяжело дыша и поминутно оглядываясь, мы забегаем в это парадное. Я ощупываю рукавицу.
— Драго! А вдруг это не мой отец?!
— Достань письмо!
Я вынимаю письмо, сложенное в треугольник, и под синим светом чудом сохранившейся лампочки читаю: «Умоляю Вас, кто бы Вы ни были, послать это письмо по адресу…» Это написано на треугольнике четким почерком химическим карандашом.
— Нет, — тихо говорю я, — это писал не мой отец… — и разворачиваю письмо.
«Дорогие Мариночка, Любочка, Верочка! Я живу хорошо. У меня все есть. Работаем немного. Я хорошо одет. Мои окна — на юг. Я прошу вас сделать следующее: возможно, я поеду обратно тем же путем, оденьтесь теплее и на этой неделе ходите и стойте по очереди, держа в руках газету, перед нашей церковью в Быкове, глядя на железную дорогу. Может быть, я вас увижу и пойму — по газете, — что все в порядке. И вы — живы!»
Подписи нет.
— Ты сможешь отправить это письмо сегодня же? — спрашивает Чернетич.
— Конечно, Драго, а вдруг все-таки среди них есть и мой отец?
— Не думаю. Это маловероятно.
И я понимаю с болью в сердце, что, наверное, он прав. Неужели я так никогда больше и не увижу своего отца?
— Драго, скажи мне: тебе не страшно… ну того, что ты пойдешь на фронт?
— Ты никому не скажешь?
— Нет!
— Страшно!
— А я думал, что ты ничего не боишься.
— Таких людей нет.
— Почему же ты тогда послал это письмо?
— Я ненавижу! Ненавижу немцев! И за вашу страну и за мою! Знаешь, куда я хочу попасть? В партизанский отряд! Там я буду, как у нас… в Черногории. Сражаться, как мои предки!
— Драго! Мне хочется сказать тебе… что я… я хочу дружить с тобой.
— Спасибо! — Он смущенно улыбается. — А знаешь, я тоже больше всего хотел дружить именно с тобой!
— Почему же это не произошло раньше?
Он смеется:
— Стеснялись сказать?
— Наверное. Драго, а ты мечтаешь о чем-нибудь?
— Да…
— О чем?
— Это — большой секрет! Но тебе я скажу… Я мечтаю… познакомиться с умной красивой девушкой! Но главное — с красивой! И — с маленькой!
— Так почему же ты не делаешь этого?! Ведь они все на тебя смотрят!
— Не знаю… — со вздохом отвечает он. — Боюсь как-то…
— Ты?!
— Да… Я иногда думаю, что уже поздно…