Портрет моего мужа
Шрифт:
Покружил, напоминая Кирису ищейку. Он не обращал внимания ни на ранние сумерки, ни на дождь, ни на ветер. Рубашка мальчишки промокла, облепила тощее его тело, обрисовав заодно и мышцы. А ведь его не учат бою, ни рукопашному, ни шпажному.
И понятно, зачем оно некроманту?
Он и без шпаги убивает.
– Здесь... тело принесли сюда, но...
– Йонас, что происходит?
– эйта Ирма выплыла из сумерек. И те уцепились за роскошные меха ее шубы. Они окружили Ирму туманом, легли под ноги ее, и появилось в облике эйты что-то донельзя ведьмовское...
–
Он поднял руки к небу и засмеялся, пошел боком, пританцовывая, выглядя при этом настоящим сумасшедшим.
– Что вы сделали?
– эйта повернулась к Кирису.
– Это ведь вы... что вы ему дали?
– То, что давно должно было быть моим... только ты, бабушка, почему-то забыла об этом? Знаешь, а у вещей есть память. Особенно у таких. Он помнит тебя. И того, другого, который передал его... велел хранить. Беречь.
Клинок рассек дождевые струи.
И ветер заскулил, будто просил пощады, а небо рассекла белая нить молнии. Шторм грядет. На уцелевшей причальной башне один за другим загорались алые огни. Где-то там, в тишине, стрекотал телеграф, рассылая предупреждения цеппелинам, что ныне причалы закрыты. Собственные корабли опущены на поле. И рабочие, спеша до грозы, натягивали защитные полотнища, проверяли якоря. А команда стравливала излишки газа.
Поднимались щиты вокруг поля.
И ветер злился, спешил.
– Почему ты мне не отдала?
– Йонас остановился и подошел к бабушке, а та попятилась, впервые, пожалуй, выказывая слабость.
– Ты ведь знала, что я схожу с ума. Ты знала, что мне нужно, чтобы...
– Я просто не была уверена, что тебе он поможет.
– Ложь.
– Мальчишка!
– Уже нет, - он вдохнул влажный воздух и коснулся пальцем собственных губ.
– Ты хотела, чтобы я кого-нибудь убил, так? Ты думала, что уж тогда-то сумеешь меня контролировать, держать на привязи... ты бы подбрасывала мне время от времени ненужных людей, а сама...
Пощечина получилась оглушительной, но Йонас даже не покачнулся.
– Все дело в деньгах, верно? Отец их дает, но тебе мало... вам всем всегда и всего мало. Денег. Власти. Силы... хочется еще и еще. И чем больше у вас есть, тем сильнее желание. Что бы с ним стало? Ты отравила бы его? Или избавилась бы с моей помощью? А потом... наследник я, но я ничего не понимаю в делах. Мне они не интересны. Зато я полностью в руках доброй своей бабушки, ведь она помогает мне... защищает от несправедливого закона... скрывает подлую мою суть.
– Замолчи.
– Отчего же, - он смотрел спокойно, и эйта не выдержала взгляда. Отвернулась.
– Это лишь слова. И они ничего не значат. Мне куда интересней, кому ты отдала нож.
– Никому!
– Теперь я явно слышу его голос, но до этого...
– Йонас потряс головой, и брызги слетели с его волос.
– До этого я был глух. И слеп. Ты... что-то сделала...
– Такие вещи нельзя давать простым людям. Я должна была убедиться, что ты... достаточно иной, чтобы выдержать знакомство.
–
– Клинок исчез, - эйта Ирма поплотнее запахнулась в меха.
– И зря ты полагаешь, что я надеялась тебя контролировать. Я хорошо изучила летопись рода. Некромантов контролировать нельзя. Они слишком безумны для того, чтобы с ними можно было договориться.
Йонас лишь фыркнул и, вытерев рукавом лицо, почти нормально сказал.
– Вообще-то я удивлен, что вы мне в детстве несчастный случай не устроили.
Кирис был удостоен быстрого взгляда, и видимо, сочтен достаточно своим, чтобы услышать ответ.
– Сперва ты казался вполне вменяемым. Потом... во-первых, других наследников все равно не было, а гибель единственного изрядно пошатнула бы позиции рода. Во-вторых... я, в отличие от многих скептиков, верю в гнев богов. Если ты изучал историю, должен был понять, что в той войне... сгинули не одни лишь некроманты. Двадцать три рода в течение полста лет угасли без видимых причин, без надежды на спасение. И на престоле династия сменилась. Поэтому, дорогой, будь уверен, трогать тебя побоятся, но это еще не значит, что факт твоего существования смиренно примут. Воздействовать можно по-разному... идем домой, пока ты не простыл. Поверь, некроманты болеют точно также, как простые смертные, а в соплях радости нет.
Йонас тряхнул головой, и брызги разлетелись. Повернувшись к Кирису, он велел:
– Идем.
И зашагал бодро куда-то вниз.
Он шел, будто спеша раствориться в серых сумерках. И Кирис едва поспевал следом. Странно. Мальчишка не бежал, а вот поди ж ты...
По лицу хлестанула мокрая ветка, и Кирис остановился.
– Подожди.
– Идем, - Йонас оглянулся.
– Дождь. След тает. Он и без того не слишком... явный. К слову, ты поверил, что бабка действительно собиралась отдать мне клинок?
В полумраке сталь казалась черной.
– Я вот нет... то есть, что его сперли, поверил. Но недавно... да... а я с ума схожу лет этак с десяти. Знаешь, каково это, каждый день вставать, не зная, убьешь ты кого-нибудь или нет?
– Не знаю.
У Кириса получилось догнать мальчишку.
Они добрались до края старого парка, который плавно перетекал в лес. Здесь было уже не сумеречно - откровенно темно. И в темноте этой влажной шелестели листья, что под ногами, что на ветвях. Дождь шел. Он прорывался сквозь дырявое покрывало листвы, чтобы сползти по веткам, напоить темные мхи и гнилые травы.
Кирис зажег светляка, но мальчишка покачал головой и попросил:
– Не стоит. Моя... сила не очень любит другую, - он поежился и чихнул.
– Проклятье, а ведь действительно заболею...
– Сходи на кухню, попроси, Йорга тебе трав заварит.
– Старая ведьма... еще отравит.
– Тебя - нет.
– Даже так? Что ж...
– он вновь чихнул и осторожно двинулся вперед. Теперь он не несся, но ступал, прислушиваясь к каждому своему шагу. И выражение лица стало таким... ищущим.