Портрет с девятью неизвестными
Шрифт:
– Вы владелец картины, – начал инспектор. Его голос прозвучал ровно, но в нём чувствовалась скрытая угроза. – Расскажите мне всё, что вы о ней знаете.
Пьер подошёл к столу, взял бокал с водой и сделал небольшой глоток. Его движения были спокойными, но в них читалась натянутость.
– Я уже говорил, – ответил он, поставив бокал обратно, – картина досталась мне вместе с отелем. Она была здесь всегда.
– Всегда? – Дюрок сделал шаг ближе. – Это не ответ.
Пьер задержал взгляд на инспекторе, затем
– Её предыдущий владелец… – начал он, тщательно подбирая слова. – Говорят, это был антиквар. Он продал её моему деду, когда тот купил отель.
– Антиквар? Имя? – резко спросил Дюрок.
– Не помню, – ответил Пьер, пожав плечами. – Это было давно.
– Не помните? Или не хотите помнить? – Дюрок приблизился, его голос стал холоднее. – Вы уверены, что ничего не скрываете?
Пьер поднял глаза, его взгляд стал жёстким.
– Вы думаете, что я связан с этими убийствами? – спросил он, в его голосе слышался гнев.
– Я думаю, что вы знаете больше, чем говорите, – ответил инспектор, не отводя взгляда. – И, если вы действительно хотите остановить это, вам лучше начать говорить правду.
Пьер молчал несколько мгновений, затем снова заговорил.
– Я не знаю, кто создал её, – сказал он, его голос звучал устало. – Но эта картина… она всегда притягивала к себе что-то тёмное.
– Что вы имеете в виду? – Дюрок нахмурился.
– В каждом поколении что-то происходило, – продолжил Пьер, сцепив руки. – Странные случаи, несчастные случаи… Иногда это казалось совпадением, но я знал: всё связано с ней.
– Почему вы не избавились от неё? – резко спросил инспектор.
Пьер горько усмехнулся.
– Думаете, я не пытался? – его голос стал жёстче. – Каждый раз, когда я пытался продать её или хотя бы переместить, что-то происходило. Несчастные случаи, пожары… один из работников даже исчез.
Дюрок внимательно слушал его.
– Значит, вы держали её здесь, зная, что она опасна? – спросил он.
– Я не знал, что всё зайдёт так далеко, – тихо ответил Пьер. – Я думал, что смогу контролировать её.
Эти слова повисли в воздухе, как удар гонга. Дюрок сделал шаг назад, его лицо стало напряжённым.
– Контролировать? – переспросил он. – Вы действительно думали, что это возможно?
Пьер опустил голову, его пальцы нервно теребили подлокотник кресла.
– Я ошибался, – сказал он наконец.
Инспектор долго смотрел на него, затем направился к выходу. На пороге он остановился и обернулся.
– Если вы что-то скрываете, – сказал он, его голос был холодным, как ледяной ветер, – это только вопрос времени, когда правда выйдет наружу.
Он вышел, оставив Пьера одного в гнетущей тишине.
Катрин и Ренар, оставшись наедине в библиотеке, снова склонились над дневником. Тусклый свет настольной лампы, окружённой глубокими тенями, освещал
– Здесь есть кое-что… – начал Ренар низко и напряжённо. – Кажется, я нашёл описание самого ритуала.
Катрин подняла взгляд. Она придвинулась ближе, чтобы лучше рассмотреть текст. На пожелтевших страницах, покрытых неразборчивыми чернилами, каждое слово казалось пропитанным тёмной энергией.
– Читай, – сказала она тихо, но решительно.
Ренар провёл пальцами по строкам, стараясь разобрать текст. Его голос, когда он начал читать, был полон скрытой дрожи.
– «Девять душ должны соединиться через страдание и страх. Каждая из них должна быть связана с холстом через акт, который лишает их человеческой сути».
Катрин нахмурилась, её взгляд пробежал по тексту.
– «Через страдание и страх»? Что это значит? – спросила она.
Но Ренар продолжил:
– «Каждая жертва должна быть предложена через извращённый акт. Их кровь, плоть и дух должны быть вплетены в структуру картины. Чем глубже боль, тем сильнее связь».
Катрин закрыла глаза, обдумывая услышанное. Её руки невольно сжались на краю стола.
– Это не просто смерть, – прошептала она, её голос дрожал. – Это что-то… намного худшее.
Ренар кивнул, его лицо стало мрачным.
– Здесь описаны детали, – продолжил он. – Каждой жертве должен быть пронесена через акт, символизирующий её худший страх или скрытое желание. Это ритуал унижения и уничтожения их человеческой сути.
Катрин отстранилась, её дыхание стало тяжёлым.
– Продолжай, – выдавила она, хотя её голос был слабым.
Ренар неохотно перевернул страницу. На следующей были нарисованы схемы и фигуры, напоминающие анатомические зарисовки, перемешанные с мистическими символами.
– «Каждая жертва должна быть принесена к холсту в момент, когда её воля полностью сломлена», – прочитал он. – «Те, кто сопротивляется, не могут быть связаны с ритуалом. Их страх и страдания должны достичь пика».
Катрин взглянула на изображения, её пальцы дрожали.
– Это… чудовищно, – сказала она тихо. – Это даже не жертвы. Это… эксперименты.
– Не эксперименты, – поправил Ренар. – Это процесс трансформации. Их души становятся не просто частью картины. Они превращаются в её основу.
Катрин почувствовала, как холод пробежал по её спине. Она посмотрела на Ренара, её глаза блестели от слёз.
– И всё это ради чего? – спросила она, её голос был полон горечи.
Ренар снова взглянул на текст. Его лицо побледнело, когда он продолжил читать.
– «Холст, напитанный страданием и страхом, станет проводником между мирами. Он откроет врата, через которые придут те, кто жаждет вернуть себе силу».