После свадьбы жили хорошо
Шрифт:
Он получал порядочные деньги, его ценили, даже освободили от службы в армии. Из общежития он переселился в отдельную комнату, обставил ее полированной мебелью. Ничто не мешало обзавестись и семьей, но до поры до времени Марат воздерживался, используя до конца преимущества холостяцкого положения.
В личной жизни тоже были правила, которые он быстро усвоил. Однажды, еще будучи ремесленником, Марат пострадал от несчастной любви. Его отвергли. Отчаяние было таким, что Марат едва не записался в секцию бокса. Прежде его страшило, что могут перебить нос, а теперь стало все равно: пропадать так пропадать. Помогла сообразительность. Раздумывая над случившимся, приглядываясь, кое-что мотая на ус, Марат пришел к выводу: быть обожаемым гораздо удобнее, чем обожать самому. Он давненько
И еще одно правило накрепко усвоил Марат: в жизни нельзя быть мямлей, тихоней, скромником. В поведении всегда должен ощущаться активный, наступательный дух.
Случалось так: помахивая портфелем, возвращается Марат с занятий. На улице, возле какого-то дома, он останавливается завороженный: из раскрытого окошка на третьем этаже доносятся смех и плясовая музыка. Видимо, население квартиры празднует некую дату семейного масштаба.
Не раздумывая, Марат взлетает на третий этаж и давит кнопку звонка. Он не представляет, что за люди собрались здесь, он еще не решил, что скажет. Но палец, нажимающий на звонок, тверд и решителен. Марату хочется тоже праздновать.
Распахивается дверь. Румяненькая дама спрашивает, что-то дожевывая:
— Вы к кому?
— К вам! — непринужденно говорит Марат. — Моя фамилия Буянов. Я ваш агитатор.
— Агитатор?!
— Ну да. Надеюсь, вы знаете, какое событие, так сказать, нам предстоит?
Сам Марат абсолютно не ведает, какое предстоит событие. И мысль назваться агитатором блеснула только что; она родилась одновременно со словом.
За спиною дамы показывается всклокоченный гражданин с радостным, неестественно лучащимся взором.
— А как же! — произносит он с запинкой. — Судей и заседателей будем выбирать!.. Все как один!
— Правильно! — подтверждает Марат. — Вот я и хотел обсудить некоторые вопросы. Знаете, без казенщины, по-домашнему, в дружеском разговоре… Но, кажется, я не вовремя?
Дама объясняет извиняющимся тоном:
— У дочки день рождения… Понимаете, гости, родственники…
— Ну и что?! — всклокоченный гражданин оттесняет даму и делает пригласительный жест. — Пусть товарищ агитатор посидит с нами. Повеселится не отрываясь от дела… Тем более, сам бывал в его положении. Собачья должность, между нами говоря.
Через минуту Марат сидит за столом, чокается с хозяином, что-то рассказывает — конечно, не о заседателях, — а потом, освоясь и оглядевшись, вволю ест, пьет, танцует с именинницей-дочкой, хвалит ее платье, прическу, туфли, назначает ей свидание, попутно записывает телефон еще двух девчоночек-подружек, и под конец ему чудится, что весь этот праздник и был затеян именно ради него…
Такие приключения бывали у Марата частенько. Он мог пройти без билета в театр, купить, минуя очередь, дефицитный телевизор, познакомиться с любой
Он считал, что живется ему хорошо. Чересчур тщеславным он не был, ему просто хотелось без трудов и хлопот катиться по жизни, и покорная судьба, представлявшаяся по-прежнему в виде очкастой лошади, везла его с достаточной скоростью, не тряся на ухабах.
Марат не подозревал, что ухабы все-таки встретятся.
Началось с того, что появилось постановление об излишествах в архитектуре. Как и все, Марат воспринял его с энтузиазмом, немедленно осудил половину знакомых архитекторов, стал издеваться над колоннами, а высотные дома называл большими избами. Было весело. Затем, как-то незаметно, стали уменьшаться заказы на традиционные капители, кронштейны, карнизы. Не успел Марат осознать всю полноту опасности, как лепную мастерскую превратили в экспериментальный цех синтетических материалов. Марат молниеносно поступил на другое предприятие. Потом на третье, четвертое. И везде было плохо. Вместо привычных классических «излишеств» теперь требовалось создавать какие-то принципиально новые украшения. Таковые в памяти Марата не хранились. Надо было пускать в ход талант, убивать время, силы. Марат заволновался. Те границы, что когда-то установил он для себя, вдруг начали сужаться…
С трудом удалось ему найти спокойную пристань — СУ при заводе. Хоть здания и строились тут индустриальными методами, но эстетические реформы их пока не коснулись: в квартирах по-прежнему лепили на потолок розетки, карнизы, уголки — милые привычные штучки. Разумеется, о модельных работах не приходилось и мечтать; способный юноша Марат Буянов превратился в простого лепщика.
Чтоб хоть как-то укрепить положение, он опять сунулся в самодеятельность. Но и тут обстановка менялась — раньше кружки прямо-таки дрались из-за участников, а теперь пробужденными талантами пруд пруди, сами бегут записываться, не надо и вовлекать… Осенью Марат пошел в вечерний техникум, надеясь, что учиться в нем будет не очень обременительно. Не станут же преподаватели спрашивать с рабочего парня, измученного дневным трудом, так же строго, как с обычных студентов! Авось очкастая лошадь и вывезет его… Но преподаватели почему-то спрашивали строго. Было незаметно, чтобы давали они поблажку рабочему парню…
А в довершение всего начались безобразия дома. Опять-таки незаметно, исподволь, число конкурирующих девчонок стало уменьшаться. Выяснилось, что подходящих кандидатур (не слишком умных, не очень красивых, в общем, таких, чтоб ощущалось превосходство над ними) — не так-то уж много. Лишь сначала представляется, что их хватит на целый век. К тому же и среди них возникает брожение. Вчерашние соперницы вдруг объединяются в нездоровый коллектив и, как злые вороны, накидываются с разных сторон. И, наконец, бывают неожиданные метаморфозы: существо, которое ты считал покорным и недалеким, ни с того ни с сего раскрывается в ином свете, демонстрируя и достаточную проницательность, и упрямство, и гордость, — целую бездну совершенно лишних и несносных качеств.
Примерно с июля месяца у Марата заведовала домашним хозяйством чертежница Агаша Смольникова, очень молоденькая и, казалось бы, не имевшая житейского опыта. В сентябре назрела необходимость очередной перестановки. Но стоило Марату заикнуться, как смиренная Агаша пошла войною.
— Ты смотри, — сказала она грозно. — Зарежусь. Или на товарищеский подам.
— Ну что ты, что ты…
— Я все могу! — сказала Агаша и наподдала ногой посудную полку. — Хочешь, окно выбью и заору? Я атомная, у меня волосы лезут.
— Мыться надо чаще, — неосторожно сказал Марат.
С этого момента он уже больше не властвовал ни в Агашином сердце, ни в собственной комнате. Были гром и великое разрушение, — достаточно сказать, что оконные стекла действительно вылетели из рам.
В последние дни у Марата было ощущение, что он ходит по тоненькому ледку, — скользко, зыбко, остановиться уже нельзя, а впереди еще опасней.
— Попробуйте доказать, — повторил Марат, качая в руках сверток с розетками, — что это мы виноваты!