Последнее предупреждение
Шрифт:
Как мало настоящих, готовых к ответственности людей. А близких тебе еще меньше. Почти никого.
С первого дня в Сенате разногласия со всеми. Почти. Зависть рикошетом. Всегда завидуют тому, на кого хочется переложить принятие решение. На кого потом можно посетовать. Природа живых – неизменна.
Три человека ее приняли: Иблис, известная красавица-политик Наберрие и Бейл Органа. Но с Иблисом сразу начались разногласия. И частично с Наберрие. Но во втором случае была целиком вина Мон. Никогда не суди по внешнему виду. А внешний вид наводил на мысли, что красавица набуанка в политику попала случайно. Но довольно скоро с Амидалой неприятие сошло на нет – как только обе признали друг за другом ум. А вот с альдераанцем сразу возникло полное понимание. Да, он ей какое-то время нравился. Сильный, уверенный в себе. Союзник,
Женат.
Хотя – наличие жены – пустяк. Бейл уже был влюблен. Безумно и безнадежно. И для Мон оставалось только одно место рядом – друга.
Двадцать два года.
Двадцать два года, всех, кто как-то выказывал матримониальные планы, она сравнила с Бейлом. Не в пользу первых. И, несмотря на это, несмотря на слухи, циркулирующие вокруг их имен, несмотря на приписываемую ими тайно рожденную дочь, – и уж бессмыслица нелепиц: ею даже считали Лею! – ни разу она не вздохнула по альдераанцу, ни разу не увидела его в снах. Ровные отношения. Устраивающие обоих. Моральная и не только поддержка. Совместное дело.
Замуж она всё-таки вышла. Просто так надо было. А через полмесяца заключила с экс-супругом договор, соблюдаемый до сих пор – не пересекаться. И никакие политические выгоды и традиции не могли заставить ее пересмотреть свою позицию.
Быть с кем-то – не альтернатива одиночеству. Если нет близости, настоящей, то отношению превращается в абсурдную игру, где нет победителей – в проигрыше все. Политика – тоже игра. Разница в том, что разные ставки. И в том, что в политике ты можешь выиграть. В том, что только там твой острый ум может быть оценен по достоинству.
В семейных буднях – презрение и зависть. Неправильно, когда женщина умнее. Атавизм, который выжил, невзирая на высокую технологичность и развитие цивилизации. Атавизм, живущий в подкорке мозга.
«Ты умная!» – с отвращением, не комплимент, а приговор себе, своему ничтожеству, нежеланию развиваться дальше.
Ты умная.
Когда ей это говорили, всё было понятно произносившим эти слова.
Потому что реально умные люди, не говорили очевидное, и не делали никаких авансов.
Бейл Органа такого ей не говорил. И был в чем-то умнее, в чем-то равным ей.
Именно поэтому всех, кто пытался завязать знакомство, она сравнивала с ним.
И только одно сравнение оказалось не в пользу альдераанца.
Только один человек, – человек ли? – может произнести «ты умная» – авансом, комплиментом, просто оценкой и это не будет приговором ему, не будет вымещенным комплексом, желанием добиться превосходства.
Враг. Некогда враг. Главком Империи, Темный Лорд, ситх, помощник Императора. Когда он появился и стал серьезно им противостоять – уже тогда она оценила. Это Враг. Именно так, с большой буквы.
– Вот оно как, – очень тихо проговорил (или подумал?) Вейдер.
– Враг.
– Как это честно: полюбить врага.
– Честно – пойти за ним, и разделить его дело. Поверить. Не играть. Может быть, первый раз в жизни. Но я не ошиблась. Откуда-то знаю, что не ошиблась.
– И нет ни одного сожаления? – еле слышно задать вопрос.
– Нет и не будет.
Глаза в глаза. Плыть в отражениях. Переплести пальцы. Ладонь в ладони.
Ни одного сожаления. Откуда я это знаю?
Даже если б нам оставались последние сутки,
Даже если бы ты был смертельно болен, и мне угрожала инфекция,
Даже если бы завтра – расстрел.
Я женился на прекрасной женщине по взаимной любви. Но в каждой идиллии все равно есть «темная сторона». В нашем случае такой стороной оказалась политика. Наверное, я просто не понимал, как много значила для нее Республика. Мне-тогдашнему ведь было безразлично, как будет зваться правящий режим – главное, чтобы он был эффективным. Частично, это остается и сейчас... но лишь частично. Оттого, что построено твоими руками – обидно рушить даже по необходимости. Так что, возможно, сейчас я лучше понимаю ее мотивы. Однако это уже ничего не меняет. Думаю, что, даже приди это знание тогда, я все равно бы выбрал Империю. Просто был бы аккуратнее в высказываниях... а может быть, и нет. Рыцари часто называли меня человеком контрастов, имея в виду «у него нет дипломатичности в вещах, которые он считает действительно важными». Так что, весьма вероятно, в тот момент мне сложно
Глаза в глаза.
Слезою по щеке:
– Мне страшно, – шепотом, можно было и молчать, но хотелось так же как и звездам, – мне очень страшно. Я вдруг подумала... а что если бы на «Девастаторе» не было бы тебя? Что, если на «Тантиве» была не я? Что? Мы снова разминулись бы? Каждый день проходили мимо друг друга, глядя в пол. Были бы врагами?
– Мы были бы врагами, – подтвердил Вейдер.
– И потеряли бы, всё потеряли бы. И в первую очередь самих себя.
Собеседник молчал. Зачем говорить? Все понятно без слов.
Но ей требовались слова, нужно было говорить, выплеснуть из себя то, что копилось очень давно. С тех пор, как она перестала петь и видеть цветные сны. Копилось, отрицалось и ложилось грузом на душу. Странно: раньше она и не понимала, какая это тяжесть. Воистину, все познается в сравнении.
– Маленькая случайность: один поворот и лавиной – всё остальное. Каково это ощущать себя песчинкой в огромном потоке? Страшно. Очень страшно. Случайность...
– Я не верю в случайности.
Отринуть прочь все страхи. И с надеждой спросить:
– Ты можешь управлять ими?
Не вынести сияющей зелени. Языков пламени, скачущих маленьких огоньков. Надежды и веры. Отвести взгляд: отвык смотреть так долго, так пристально. Да и необходимости не было. Давно: так давно. Затем взглянуть снова, чтобы ответить.
– Жить в предсказуемом мире – неинтересно.
Неловкость. На один миг. Поэтому – нелепый вопрос, сбиваясь вновь на «вы»:
– Вам не вредно так долго, без шлема?..
– Мне – нет. А вот вам...
– Неужели повредит?