Последнее предупреждение

Лита

Наконец-то решиться поднять глаза и заглянуть в лицо. Бледное. Бледнее стен, словно высеченное из мрамора. Настолько белое, что серый лед глаз кажется почти черным.

– Энекин, – она, глядя на него, произнесла это имя вслух – как бы примеряя. Удивленно. Изумленно. Недоверчиво. Раньше она затруднялась сочетать Лорда Вейдера с Энекином Скайуокером – даже после его собственных слов. Сейчас эта задача стала одновременно и проще, и сложнее.

Энекин – казалось, это лицо давно стерлось из памяти. Они не были близки... фактически – даже не были непосредственно знакомы. Мон думала, что забыла его давно и очень прочно... ан, нет. Мы вообще ничего не забываем, просто складываем

информацию в тайники памяти, откладываем до срока. А потом, – бац! – вспоминаем, часто не к месту и не ко времени. Вот и сейчас – она глянула на это бледное лицо, и перед мысленным взором возник тот, другой образ двадцатилетней давности. Совсем иной. Непохожий. И все же – он.

Энекин. Насколько она помнит – герой Клонических войн был вечно загорелым. То ли миссии проходили у него в тех местах, где нещадно палило солнце, то ли он следовал общей моде. Последнему бы Мотма не удивилась: джедаи в плане внешности слыли большими оригиналами. И были ими на сто процентов – хоть и позиционировали себя как отшельников. Взять хотя бы их прически! И Энекин не выпадал из общего ряда: со светлыми вьющимися с волосами до плеч, так гармонировавшими с голубизной глаз и белозубой улыбкой. «Хорошие стилисты», – сказала бы она теперь. «Симпатичный парнишка», – думала тогда. Он всегда умел себя преподнести, – и, может, попадал на первые страницы новостей чаще других еще и поэтому. Люди любят героев, обожают удачливых воинов и особенно победителей. Но для рейтингов лучше, чтобы герой был фотогеничным и с харизмой. Скайуокер отвечал этим требованиям. Он был вполне симпатичным, но казался красавцем, когда улыбался. А улыбался он так часто, искреннее и заразительно, что у зрителей теплело на душе. В те дни у людей было мало поводов для радости, и Энекин был одним из них. За это его любили, причем любили все – и репортеры, и простые люди. Так, по их мнению, и должен выглядеть настоящий герой: высокий рост, подтянутая спортивная фигура, широкие плечи... но обязательны – скромный взгляд, широкая улыбка, и милое лицо в ореоле золотых кудрей. Совершенно неизвестно, из какого тысячелетия был выкопан этот образ, но понравился всем. Даже, как ни странно, алиенам, у которых должны были быть свои мифы и свои герои.

Может, поэтому тогда она не особо следила за его подвигами? Шумиха была изрядная, а она не любила популистов. Кроме Амидалы... да и то, ее дикая кратковременная слава существенно замедлила их сближение. Она предвзято отнеслась к Падме, и не сразу они стали подругами. Да... в молодости часто судишь о золоте по его лоску: раз так блестит, значит, дешевка. А – не всегда. Отнюдь не всегда.

Этот человек уже не блистает солнечной улыбкой. С него станется скорее поглотить свет, чем отразить или, тем более, засиять. Глаза задумчиво скользили по этому чужому-знакомому лицу, отмечая и сравнивая. Несомненно, было что-то общее у этого незнакомца и того юноши. Но если последний привлекал молодостью и фотогеничностью, более подходящей актеру, чем пилоту и воину, (а уж тем более отшельнику-монаху!), то первый явно не собирался всем нравиться. Поправка: вообще нравиться.

Резкие черты лица, без намека на мягкость. Само лицо кажется слегка угловатым из-за выступающих скул. Вертикальная морщинка между бровей – Милорд часто хмурится. А вот характерных следов, остающихся от смеха – нет. Веселиться нам некогда. Морщин на лице Вейдера вообще очень мало, а черты лица выглядят слишком правильными. Для наметанного глаза – явный признак хирургической коррекции. Для природных форм характерна асимметрия, а с этого лица ее убрали вместе со шрамами и смешливыми ямочками на щеках. Само лицо выглядит скорее худым – мало спим, много работаем.

Короткий

ежик волос. Короче только у новобранцев в Армии.

Мрачновато. Но для Темного Лорда – в самый раз.

Мысли скользят, и Мон не замечает, что проговаривает вслух, а что нет.

– Энекин... я не смогу так называть вас. Даже не знаю почему. Я верю. Теперь окончательно верю. Но говорить вам: Энекин: какой-то блок. Прямо ступор какой-то находит. Или это с непривычки?

– Я рад, что не можете.

Снова живой голос. Наполненный разнообразными оттенками. Непривычно.

– Рады?

– Это имя – много значило для меня раньше.

– Понимаю... вам неприятно ваше прошлое?

– В нем действительно много неприятного. Но не в этом дело. Я просто ощущаю его скорее как чью-то историю, а не свою.

«Вот так раз! Значит, этот диссонанс мне не кажется? Он есть?»

– Неужели Энекин вам чужд? – почти утверждение, без удивления в голосе. Конечно, она заметила. Неожиданно становится очень легко, как будто невидимая, но ощущаемая преграда внезапно исчезла, растворилась фантомом, не оставив и памяти.

– И да, и нет. Должно быть, это смешно – отрицать собственную личность. Но я – не Энекин. Тот человек мне знаком, иногда даже близок, но я им уже не являюсь. Давно.

– Не понимаю, – произнесла: испугалась. Как неуклюжи слова. Но – есть же еще и мысли:

«Понимаю, но – объясни».

Тень улыбки вместо ответа. Форсъюзер. Отличающийся – но не чужой. Пугающий – но притягивающий к себе как магнит. Почти незнакомый – но успевший стать близким. Человек, который понимает ВСЁ – даже то, что не понимает она. И главное – принимает это без осуждения. Печали, радости, страхи, тревоги, ценности, убеждения – все то, что составляет понятие «Я», неотделимое от твоей природы, как кожа от тела. Ведь мы такие, как есть. К чему гонятся за миражами, когда правда – вот здесь, рядом.

– Энекин: мне не близки его метания, его переживания. Я их помню, но не разделяю. Даже – не всегда понимаю. Точно так же я могу помнить и чужую историю. Прочитав досье, книгу, посмотрев фильм, наконец.

– Не понимаете? Но как такое может быть?

– Хм, наверное, неправильный термин. Просто мне чужда подобная логика. Все страхи того: юноши кажутся мне смешными, а цели – эфемерными. Я бы вел себя иначе на его месте.

– Абсурд. Вы и были на его месте.

– Но тогда я был им, а не собой. Окажись я, нынешний, вобравший весь опыт прошлого, в тех ситуациях – всё было бы иначе.

– Вам только кажется.

– Нет. Ведь, человек пять минут назад – уже не тот, что сейчас. Мон Мотма, которая оказалась на Тантиве, и которая сейчас находится здесь – уже не один и тот же человек. Хотя внешне... это только кажется, что все неизменно, но на деле это не так. Вот ответьте сами: вы, сейчас, повторили бы свои поступки?

– Если бы мне оставили память? – и в ответ на утвердительный кивок, – Что-то, возможно, – да, а что-то и категорично – нет.

– А если взять десятилетия?

– Теперь я понимаю. Но мне бы хотелось, чтобы вам от Энекина осталось что-нибудь.

– Что-нибудь – это что?

– Обязательность. Надежность.

Сказать «надежность», а подумать: «внимательность, забота».

– Это все останется от Вейдера.

Ответ на ее мысли? Слова? Желания?

Арест дал мне меня. Уединения со своими мыслями.

Я шла по инерции много лет. Спала и проснулась только перед смертью. Во всяком случае, я думала, что рано или поздно меня казнят.

Я думала и вспоминала. И мне действительно не хотелось бежать. Я была мертва, а, ожив, долго не могла понять, что со мной. Что не так.