Последний аккорд
Шрифт:
— О! Сколько времени! — Брэдфорд посмотрел на часы и начал неспешно собираться. — Спасибо за всё, миссис…
— Зовите меня Белль, — разрешила Белль. — Мне так привычнее.
— Спасибо вам за всё, Белль, — он снова пожал ей руку. — Очень надеюсь, что это начало нашей дружбы.
— Да, и я. Всего вам доброго!
Ричард кивнул и вышел в прихожую вместе с Голдом, где замедлился ещё сильнее, явно желая ещё что-то добавить, но промолчал.
— До встречи, Руперт, — вместо этого сказал он и теперь пожал руку Голду.
— До
Ричард улыбнулся ему своей странной задумчивой улыбкой и ушёл, а он вернулся к жене, которая стояла у окна и вытирала полотенцем кружку.
— Почему ты грустный? — удивилась Белль. — Всё вроде прошло хорошо.
— Ничего, — улыбнулся Голд, подошёл к ней и бережно обнял. — Всё хорошо, умница моя, всё хорошо.
В тот вечер о Ричарде он старался не думать, и ему это удалось. А вот о ком он не мог не думать, так это об Адаме. И уже на следующий день, в воскресенье у него появилось много пищи для размышлений.
Адам пригласил родителей и Криса провести выходной с ним и Келли, и место выбрал не самое приятное. Они пошли играть в боулинг и разделились на три команды: Адам и Белль, Келли и Крис, Голд и бутылка виски. Голду, который терпеть не мог подобные развлечения, как ни странно, было веселее всего. Белль очень быстро перешла на его сторону, да и Крис, обескураженный неудачами, предпочёл игре скетчбук и сделал несколько зарисовок того, что его окружало. Вскоре Адам прервал игру, и они все перебрались в прилегающий к боулингу бар, и вечер стал намного приятнее для всех.
Белль расспросила их о жизни с Винтерами, и Адам и Келли, после жалоб на давление со стороны Джеффа и Лиз, сообщили, что на днях сбежали из невыносимо уютного тихого Клостера в Джерси-Сити. Всё это географическое пространство для Голда едва ли существовало, пусть уже и давно считалось частью постоянно разрастающегося Нью-Йорка. Однако сама эта новость побуждала к новым расспросам.
— То есть вы не вернётесь в Испанию? — спросил Голд. — Решили поселиться здесь?
— Это ещё не точно, — ответила Келли. — Мы вообще-то планировали вернуться в Испанию на праздники.
— Или уеду только я, — недобро улыбнулся Адам. — Хотелось бы избежать ненужных волнений.
Та отчужденность, которую Голд уже замечал между ними раньше, снова отчётливо проявилась. Слова Адама сильно задели Келли, и она изо всех сил старалась не подавать виду.
— Да, Испания не пришлась мне по вкусу, — усмехнулась Келли. — Но я думаю, что пару дней вполне продержусь.
— А тебе уже не достаточно? — вдруг спросил Адам у отца, кивая на очередной стаканчик в его руках. — Ты домой-то доберёшься?
— Я только начал, — улыбнулся Голд одними губами. — К тому же так легче думается.
— О чём?
— О всяком… О будущем.
— Да, о будущем стоит поразмыслить, — согласился Адам на словах, но чувствовался в нём некий внутренний протест. — Будущему нужно возрождение.
— Какого рода? — Румпеля всерьёз
Прежде чем Адам успел ответить, а после уйти в никому ненужные рассуждения, его прервала Белль, возвращаясь к разговорам об Испании и испанском языке, втянула в беседу Криса, и затем каким-то образом всё свела к обсуждению украшения города к Рождеству, до которого оставались считанные дни.
— Очень жаль, что вы не останетесь на Рождество, — грустно подытожила она, когда они уже готовились разойтись по домам. — Вы хотя бы заглянете к нам перед отъездом?
— Конечно, мам, — заверил Адам, обнимая её. — Если вообще уедем. Быть может, мы останемся в прекрасном заснеженном Нью-Йорке.
— Ты где-то видел снег?
– протянул Крис, огорчённый фактом, что в этом году им повезло меньше, чем в предыдущих. — Сфотографируй в следующий раз, как увидишь. Мне нужны доказательства.
— Просто Роланд загадал желание, и оно исполнилось, — пошутил Голд. — Если задуматься, то не он один этому рад, но и ещё много-много людей, которые каждый день добираются на своих машинах до работы.
— Тебе это уже не грозит, — поддел Крис.
— Но мне жаль моих коллег!
Они уже вышли на улицу и ждали такси. Снаружи было холодно, но, согретый алкоголем, Голд этого не ощущал, и, несмотря на тревогу, был очень весел. Кажется, эта его веселость предалась и Адаму. На прощание он крепко обнял Голда, будто извинялся за слова, которые так и остались невысказанными.
Оказалось, что в субботу в Нью-Йорк приехал Генри, но об этом Голд узнал только в воскресенье вечером, когда созвонился с Коль. Во вторник Генри должен был уже уехать, а потому ему нужно было быстро принять решение, встречаться с внуком или нет. Поразмыслив, он решил встретиться и в понедельник, где-то примерно в два, отправился в торговый центр, в котором располагался нужный ему книжный магазин.
Посреди магазина стояло три стола, за которыми сидели писатели. За крайним правым столом сидел Генри, и его загораживали стеллажи с его же книгами. Голд незаметно проскользнул внутрь и спрятался за одним из этих стеллажей, ожидая, когда группка из пяти молодых женщин получит свои автографы и уйдёт. Четыре женщины ушли, а одна осталась, желая задать автору пару дополнительных вопросов, и первый же вопрос оказался не очень удачным, и Генри отреагировал на него чересчур эмоционально.
— Разве это неясно?! Вся суть в двусмысленности, в несовместимости внутреннего мироощущения героя и тем, каким он предстаёт миру, что и создаёт для него невозможные условия существования, как личности и приводит к такому концу!
— Спасибо, — испуганно кивнула женщина и засеменила прочь, подальше от раздражённого автора.
Когда Голд подошёл к столу, раздражение ещё не ушло и Генри сначала посмотрел на него очень недружелюбно, но потом так и застыл от удивления.
— Здравствуй, — улыбнулся Голд.