Последний аккорд

Blitz-22

— Не глупо. Импульсивно, эмоционально, но совсем не глупо. Почему ты ушла? Что он сделал?

— Не захотел меня останавливать, — она снова грустно улыбнулась. — А я всегда убегаю от тех, кто меня расстраивает. Боюсь наговорить лишнего. Особенно, когда слышу много лишнего.

— Мне жаль.

— Не стоит. Я сначала пыталась узнавать, как он, но скоро его коллеги и друзья перестали мне отвечать. Возможно, по его просьбе. Так почему он вынужден с вами общаться?

— Ночью в понедельник объявился Стефано, — неохотно сообщил Голд.

— А… Ясно, — тут она недовольно

скривилась. — Удачи им!

— Стефано мёртв.

— Что?! — опешила Келли. — Как давно?!

Она, по-видимому, была убеждена, что испанец жив, или так же, как и он, очень на это надеялась.

— Примерно с ночи его исчезновения, — Голд решил, что она должна быть в курсе происходящего. — Судя по отчёту.

— Понятно…

— Поэтому было бы неплохо, если бы ты согласилась на мою защиту.

— Думаете, всё так серьёзно?

— Да. В любом случае в таких вопросах риск лучше преувеличивать.

— Просто я не думаю, что так уж важна ему, — вздохнула Келли. — То есть мы не видимся. И скоро, вероятно, разведёмся, а значит, нет никакого смысла действовать через меня.

— Ты ему нужна, — заверил он, вспомнив о непонятных поездках сына в Ист-Виллидж, — Поверь мне.

— Не успокаивайте меня, — отмахнулась Келли.

— И не думал. Кто бы меня успокоил! — горько усмехнулся Голд. — Но я не обманываю тебя. За последний месяц Адам приезжал в Ист-Виллидж пять раз. И явно не потому, что на Манхэттене лучше готовят.

Голд подвёз Келли до дома и настоял на ненавязчивой охране. Расставшись с девушкой, он всё ещё был немного расстроен, но в то же время ощущал облегчение, присущее человеку, который начал понимать чуточку больше и видел нечто обнадёживающее. Так ему казалось, когда по дороге домой он обдумывал, как расскажет обо всём Белль, но когда он вернулся домой и зашёл в гостиную, то по её лицу понял, что никакого разговора не будет.

— Что такое?

— Рита звонила, — печальным отсутствующим голосом сказала Белль. — Клайв умер час назад.

Голд медленно кивнул и ещё медленнее опустился в кресло. Почему-то самая предсказуемая вещь поразила его чуть ли не сильнее, чем всё то, что он предсказать не мог.

========== Время жить и время умирать ==========

Клайв Монро был хорошим человеком, и его смерть стала несчастьем, для всех кто его знал.

Поминки проходили на следующий день после его смерти. Клайв оставил подробные инструкции на этот случай. Так, если смерть его была естественной, его тело должны были кремировать в течение суток и провести все необходимые церемонии. Место захоронения урны с его прахом тоже было определено, как и список людей, которым необходимо было сообщить об этом событии. Поэтому после смерти Клайва Голд как его адвокат был очень занят, но всё было к лучшему: это не давало ему грустить. Сначала он думал, что его грусть продиктована тем, как неожиданно всё это случилось, но в сущности осознание, что Клайва больше нет, давило сильнее.

В пятницу вечером собралось немало людей. Приехали почти все, кому позвонил Голд, включая его бывшую жену Агнес Бернс и её сына от второго брака, который неплохо знал Клайва. Они говорили о нём больше остальных и,

кажется, действительно его любили. Присутствовали и Брэдфорды в полном составе, Гарри Майер с Дженнифер, незнакомый Голду молодой человек и Ив. Ив выглядела самой расстроенной, и Голд не помнил, видел ли он её в таком состоянии раньше. Возможно, видел. Белль, которая, конечно же, тоже пришла, почти не отходила от неё, хотя и ей самой было нелегко.

Румпель не любил похороны почти так же сильно, как и свадьбы, а может, и сильнее: они казались ему такими же бесполезными и утомительными. Похороны Клайва были самыми утомительными, и при первой же возможности он выскользнул на улицу, чтобы отдышаться. Эта заманчивая мысль посетила не только его: на крыльце маленького ресторанчика, в котором и проходили поминки, стоял Гарри Майер и незнакомый молодой мужчина.

— А, Гарри… — почти разочарованно вздохнул Голд и развернулся, чтобы уйти, но Гарри его остановил.

— Непростой день для всех нас, — протянул он.

— Не думал, что вы были так привязаны к Клайву.

— Не удивлён, — кивнул Гарри и, заметив, что Голд вопросительно косится на его спутника, представил: — Мистер Голд, вы, наверное, не знакомы с Гарри Стентоном? Какое же распространённое имя «Гарри»!

— Не знаком, — подтвердил Голд и пожал протянутую руку младшего Стентона.

Рукопожатие напомнило ему Говарда: такое же слабое, липкое, холодное, и он был рад, когда Гарри Стентон, обменявшись с ним дежурными любезностями, ушёл и оставил их с Майером наедине.

— Он не приехал на похороны родного отца, — невесело заметил Голд, — но на похороны человека, которого он едва знал, приехал. Я чего-то не понимаю?

— Смешно, но он думал, что сегодня хоронят Говарда, — ответил на это Майер. — Шучу, конечно. Он и правда приехал из-за отца, а сюда просто увязался следом за мной. У него в Нью-Йорке нет никого, кроме меня, да и я ему совсем не друг.

— Как скажете, Гарри, — Голд отчего-то сомневался, что вообще существует человек, которого Гарри Майер рискнул бы назвать другом.

— Я вам очень сочувствую.

— Почему?

— Клайв был вашим другом.

— Наверное, — неуверенно протянул Голд, а потом всё же твердо добавил: — Да, он был моим другом, но не я заслуживаю сочувствия.

— Как скажете, — пожал плечами Гарри и загадочно улыбнулся. — Дядя совсем расклеился…

Его последние слова и эта улыбка как током ударили. Голд сразу вспомнил то, что ему говорил Ричард про предательство со стороны близкого человека, вспомнил слова Эдварда Мэйна о Гарри и насторожился. В последнее время он всё чаще чувствовал себя человеком с завязанными глазами, а Гарри Майер вполне мог оказаться тем, кто завязал ему глаза и вёл туда, где не было ответов. Он вообще не должен был вмешиваться в это, но так уж вышло, что вмешался, запутался в этой паутине лжи и сейчас наблюдал за тем, как петля всё сильнее затягивается на старой шее и как старое измученное тело всё слабее бьётся в тисках. Но, может быть, был ещё один маленький шанс, что победитель, из уважения к заслугам и опыту поверженного, не поспешит раздавить ногой его бьющееся сердце?