Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Редер пришел к схожим политическим выводам по крайней мере на месяц раньше, хотя, конечно, Англия всегда была в его долгосрочных планах. На «перемывании» итогов годичной военной игры он открылся главе балтийской базы адмиралу Альбрехту: «Я убежден, что сегодня мы должны понимать, что нам предстоит война с Францией и Англией, в результате чего характер морских операций радикально изменится».
Он не предпринял шагов, чтобы поменять этот характер; возможно, он все еще считал опасным обсуждать официально такую возможность. Однако немедленно после получения телеграммы от Путткамера он превратил эту возможность в официальную морскую политику. И после совещания с другими главами военных служб 28-го, на котором Гитлер подтвердил
Рапорт, известный по имени его составителя как «Меморандум Хайе», расставил все по местам: силой Англии были ее стратегическое географическое положение прямо напротив выходов Германии в океан и ее сильный военный флот, с которым Германии не стоит и надеяться сравняться; а ее слабостью была зависимость от колоний. Из этого следовало: «Морская война будет битвой за экономические и военные морские коммуникации».
Это суждение полностью соответствовало одной из крайностей доктрины Тирпица о решающем значении надводных морских битв; однако доктрина не учитывала безнадежного стратегического положения Германии, так как и налетчики на торговые корабли противника, и их танкеры и корабли обеспечения будут вынуждены прорываться туда и обратно через блокаду, которую британцы запросто могут организовать на Ла-Манше и в северной части Северного моря.
Ситуацию можно улучшить, указывал Хайе, захватом Голландии, Дании и Норвегии, но и это будет иметь тактическое, но не стратегическое значение, так как они все равно будут находиться внутри кольца британской блокады. Лучшим решением было бы занятие северного побережья Франции у Бреста, а затем обход блокады пролива с последующим получением свободного выхода в Атлантику. Это также обеспечит люфтваффе необходимыми базами для атак на английские гавани и корабли в проливе, жизненно важную помощь в торговой войне флота в силу того, что «в случае войны с Англией и Францией» она будет представлять собой «огромную ценность» даже для сухопутных операций.
Когда речь зашла о типах судов, необходимых для «войны крейсеров», рапорт продемонстрировал, насколько далеко морской штаб в Берлине был от концепций Дёница: «Есть основания предполагать, что контрмеры англичан против подводных лодок, в первую очередь использование детекторов (звука), будут предприняты по самым высоким стандартам. Атаки субмарин на английские силы, следовательно, не будут слишком успешными. Если будет позволена лишь ограниченная подводная война, то «война крейсеров» с торговыми кораблями — если она будет проводится силами одних субмарин — возымеет ограниченный эффект.
Такое суждение основывается на том факте, что одиночная подводная лодка по своей природе не может участвовать в «войне крейсеров» в открытом море, но должна использоваться в более или менее стационарном положении».
Рапорт рекомендовал огромную «крейсерскую подлодку», вооруженную 120,7-миллиметровыми пушками и со скоростью на поверхности в 25 узлов, для торговой войны в открытом море, но указывал, что, как только такую подлодку вынудят погрузиться, у нее будет столь низкая скорость, что она окажется во власти врага с его новым детектором; торпедные же субмарины среднего размера, которые Дёниц любил больше всего, оказались помещены в раздел «Другие подлодки», чьей главной операционной областью было положение перед гаванями противника, там, где сходились трассы. «Однако именно в этих областях следует ожидать особенно сильных контрмер».
Заключение было следующим: в подводной войне «следует учитывать большие потери в те моменты после начала войны, как только противник организует и разовьет контрмеры».
Рапорт был разослан на военно-морские базы для отзывов. Начальник Дёница Карлс положительно оценил его, явно смакуя скрытый смысл: «Война против Англии означает одновременно и войну против (Британской) империи, против Франции, возможно, также против России и ряда заморских стран, следовательно, от половины до двух третей всего мира. Она имеет внутреннее оправдание и перспективы на успех, лишь будучи тщательно приготовленной экономически, равно как политически и в военной сфере, и если перед Германией будет поставлена цель завоевать выход в океан».
Или как это было сформулировано в самом рапорте: «Желание превратить Германию в мировую державу ведет к необходимости соответствующих приготовлений к войне».
Редер одобрил этот настрой, и когда Карлс закончил свою службу в качестве начальника флота, ему предоставили особый пост по связи с комитетом штаба.
Оглядываясь в прошлое, сейчас сложно понять логику Редера в тот кризисный для его флота момент, как его и не понимали британцы того времени — за исключением маленького круга Черчилль-Ванситтарт, — и также трудно охватить одним взглядом темные стремления, лежащие за немецкой политикой, и заявления о мире и дружбе, в которые их облекли Гитлер и Геббельс. В таком недопонимании было две составляющие.
Первая: британское общественное мнение было введено в заблуждение политическими и интеллектуальными лидерами страны относительно истинных причин Первой мировой войны. То есть имелась острая необходимость для «владельца половины мира» постоянно оборонять ее. И наряду с этим — либеральная, социалистическая и пацифистская пропаганда верила в подсунутых ей козлов отпущения — торговцев оружием, олицетворение самой капиталистической системы, и, желая предотвратить ужас окопной войны, призывала при этом сохранить большую часть того мира, который был завоеван.
И вторая составляющая: почти зеркальное, обратное отражение этого образа — фантазии, которые охватили немецкий народ, столь четко отраженные в рапорте адмирала Карлса, «следовательно война... против половины или двух третей мира... имеет внутреннее оправдание».
Обе стороны были воспитаны на противостоящих убеждениях, обе системы поощряли их и исключали реальный мир снаружи. Недопонимание было неизбежным и полным.
Другие вопросы в отношении Редера касаются его разумности и нравственной смелости; сколько того и другого он проявил в тот кризисный момент для своего флота? Его строительная программа уже запаздывала на несколько лет, не только из-за дефицита сырья, но и целой кучи технологических проблем, неизбежных в такой спешке да еще в условиях пассивности «договорных» лет. Однако он намеревался расширить программу и в действительности это сделал в январе 1939 года, после того как фюрер одобрил грандиозный план «Зет» его штабного комитета, касающийся гигантских линкоров, броненосных крейсеров, авианосцев и 249 подводных лодок, которые должны были быть созданы к концу 1947 года. Было невозможно завершить строительство больших кораблей в столь сжатые сроки, не сокращая программы других родов войск и не усугубляя уже и без того серьезный кризис, вызванный военной экономикой и четырехлетним планом; кроме того, количество горючего, необходимого для подобного флота, превышало суммарное потребление нефти всей Германией за 1938 год, две трети которой приходило из-за границы! План «Зет» был такой же фантазией, как и то мировоззрение, которое вызвало его к жизни.