Последний фюрер рейха. Судьба гросс-адмирала Дёница
Шрифт:
Здесь он большую часть времени провел, согласно его мемуарам, играя в бридж с губернатором, «типичным английским джентльменом непревзойденной корректности», и его дамами, которые были «всегда в отличных туалетах». Между тем вся команда «Эмдема», группами примерно по сто человек, отпускалась каждая на четыре дня на берег этих райских островов, с их пляжами из ослепительно белого песка и коралловыми лагунами: впечатляющий жест, который действовал на людей весьма тонизирующе.
Из этого рая они уплыли ради другого — Тринкомали на восточном побережье Цейлона. То была британская военно-морская база в Ост-Индии, и снова необходимость исполнять свои официальные обязанности и умение вести себя в обществе надолго сблизили его с англичанами;
Можно подумать, что он провел четыре недели в Англии, специально готовясь к этому мировому турне, так как следующим портом стал Кочин, на малабарском побережье Индии, после которого он направился в обратный путь, прошел Аден, Красное море и Суэцкий канал — в Александрию, еще одну британскую военно-морскую базу. К этому времени Гитлер уже произвел два «воскресных сюрприза» — 9 марта Геринг объявил, что немецкий военно-воздушный флот существует, а в воскресенье 16-го сам фюрер сообщил, что объявляет набор в армию и что вермахт в мирное время теперь будет насчитывать двенадцать армейских корпусов и 36 дивизий.
О том, что Германия тайно перевооружается, конечно, было известно давно, но это пренебрежительное аннулирование версальских статей вызвало волну возмущения в европейских столицах, в результате чего Дёницу было приказано не совершать последнего этапа его путешествия — по расписанию он должен был остановиться в средиземноморских портах, — а идти сразу через Гибралтарский пролив в Атлантику. Он так и сделал, а затем, явно для того, чтобы заполнить время, оставшееся до даты прибытия домой, еще раз зашел на Канары, Азоры, в Лиссабон и, наконец, в бухту Виго. Здесь он получил письмо от главы штаба Редера, в котором сообщалось, что следующий круиз «Эмдем» проделает на Борнео, в Японию, Китай и Австралию — несколько поспешный проект, как он оценил его.
В действительности было уже решено поставить его во главе нового подводного флота. Гитлер отдал приказ о строительстве первых лодок 1 февраля; при сборке их в огромных, специально сконструированных эллингах соблюдалась крайняя секретность.
В следующем месяце при верховном командовании флота в Берлине была проведена важная конференция, в которой участвовали главы девяти отделов, включая и субмарины, на которой обсуждались организационные детали формирования первой подводной флотилии; на этой стадии командир флотилии еще не был назначен, но было решено, что, кем бы он ни был, он должен подчиняться непосредственно командующему флотом в Киле адмиралу Рихарду Фёрстеру. Соответственно, спросили согласия Форстера на это. 8 апреля Форстер уведомил верховное командование, что он согласен, и предложил, чтобы «Fuhrer der U-boote» A (FdU) назначили уже к началу 1936 года. Форстер был главой базы в Вильгельмсхафене в 1933 году и подписывал умилительную характеристику главы своего штаба на первого офицера штаба Дёница, присовокупив такие слова: «Чрезвычайно компетентный и симпатичный офицер».
Его преемником на базе в 1934 году, в последнем году, который там провел Дёниц. был вице-адмирал Отто Шульце — тот офицер, который принял Дёница обратно на флот в 1919 году. Он был одной из главных фигур того, что превратилось в группу поддержки подводных лодок на флоте, и был бы немедленно выдвинут на пост FdU благодаря своему богатому военному опыту, не будь он столь стар. Его мнение о Дёнице в 1934 году было следующим: «Офицер штаба с высокими качествами руководителя, который заслуживает особого внимания и продвижения по службе».
Хотя нет никаких документов, свидетельствующих о том, что кто-то из них предложил кандидатуру Дёница, оба вполне могли это сделать устно и напрямую — во время беседы с Редером. Конечно, могло так случиться, как уже предполагалось, что Дёниц сам застолбил за собой этот пост, еще когда был главой полуфлотилии
Между тем британское правительство проглотило отравленную наживку Гитлера, начав двусторонние переговоры — с удивительным невниманием к своим друзьям и забвением принципов коллективной безопасности — и согласилось на все, что предложила немецкая делегация во главе с Риббентропом. Чтобы понять, почему это произошло, необходимо сказать кое-что о настроении британского секретаря по иностранным делам, сэра Джона Саймона, и членов правления Адмиралтейства в Лондоне. Саймон примирился с немецким перевооружением, посчитав, что его уже ничто не остановит, и думал, «что на самом деле мы выбираем между Германией, которая продолжает перевооружаться без каких-либо ограничений и соглашений, и Германией, которая после признания ее прав... станет соблюдать правила международных отношений». «Адмиралтейство беспокоила возможность германо-итало-японской коалиции против Британской империи и новой морской гонки вооружений, которую уже начала Япония своими претензиями в Тихом океане, — такой, которая предшествовала Первой мировой войне. Они склонились к предложению Гитлера ограничить немецкий флот — 35 % от британского.
Это отношение показывает удивительное непонимание целей и методов Германии; их наивность и выдавание желаемого за действительное вылились в меморандум британского штаба флота по поводу переговоров: «У нас также создалось впечатление, что германское правительство действительно считает, что оно пошло на жертву, приняло щедрое решение, и что если с их предложением не согласиться, то вряд ли они остановятся на 35-процентном уровне в строительстве своего нового флота...»
Это также показывает агрессивность немецкой тактики. По специальному вопросу о субмаринах, касательно которых немецкая делегация потребовала 45-процентную пропорцию с возможностью довести ее до 100 %, меморандум британского Адмиралтейства гласил: «В этом случае (100%) Германия будет обладать 50—60 субмаринами: ситуация, которая может вызвать некоторые опасения, но совершенно очевидно из отношения немецких представителей, что это вопрос “Gleichberechtigung” (равноправия), то есть является скорее тренировкой их воображения, нежели реальным желанием завести столь большой подводный флот. При нынешнем состоянии Германии кажется вероятным, что наилучший способ убедить их быть более умеренными в своих реальных свершениях — это гарантировать им исполнение их требований в теории. На самом деле они будут строить подлодки и добиваться паритета в подводном флоте скорее если мы оспорим их теоретическое право на это, нежели если мы согласимся, что принесет им моральное удовлетворение».
Лучшее описание политики умиротворения сложно и вообразить, равно как и более грубое непонимание стремлений фюрера и немецкого флота. С потрясающим отсутствием воображения, исторического видения ситуации или же при недостатке информации британский морской штаб применял свои собственные стандарты — то есть стандарты гарантированного хозяина половины мира, для которого мир и стабильность были насущной необходимостью — к униженным, пышущим мстительностью наследникам «реальной политики», чьи вожди претендовали на мировое господство.
Гитлер был в полном восторге от того, что ловкий ход удался, и сказал Редеру после подписания, что это — самый счастливый день в его жизни. Но он тоже тешил себя напрасными надеждами, и чуть позже в меморандуме британского министерства иностранных дел это было сформулировано так: «Этой стране придется реагировать не только на угрозу от любой чисто морской страны—соперника, но и на доминирование в Европе любой агрессивной военной силы, особенно той, которая угрожает Нидерландам и портам в Ла-Манше».