Последний рассвет Трои
Шрифт:
Царь опустил руку, и возница Гектора тронул поводьями конские бока, набирая ход. Я тоже чуть сжал колени, и Буян, который слушал меня с полуслова, пошел вперед легкой рысью. Страшное это дело, когда на тебя несется упряжка коней, в которой изготовился к бою сверкающий как самовар воин с длинной пикой. Если на пехотный строй идет пять сотен колесниц, то никакая отвага не помогает. В половине случаев воины просто разбегаются, не выдержав жуткого зрелища. А его величество Рамзес третий, как говорят, может и пять тысяч выставить. Врут, наверное, хотя Египет безумно богат.
Двадцать шагов… десять… Гектор опускает древко без
И вот мы снова стоим на позиции. У Гектора новый возница, его брат Местор, который с опаской поглядывает на меня. Не буду я по нему бить, ведь Гектор не дурак. Он не даст мне еще одного шанса. Теперь все пошло сложнее. Местор оказался хорош, и я никак не мог зайти сбоку или сзади. Как бы я ни пытался, каждый раз меня встречала тупая пика, которой Гектор играючи отбивал мое легкое копьецо. Это громила на удивление ловко орудовал тяжеленным древком, быстро раскусив все мои немудреные замыслы.
— Х-ха! — резко крикнул Гектор, когда возница заложил немыслимый вираж и колесница очутилась совсем рядом со мной. Удар в бок. Один-один.
Третий раунд оказался еще сложнее. Я точно знаю, что колесницы уступили коннице из-за меньшей маневренности, до только на гладком, как стол, ристалище это не имеет значения. Особенно когда колесницей правит настоящий мастер, а воюет на ней боец уровня Гектора. Дело выглядело так, что уже они меня начали гонять по полю, либо, когда я заходил для удара, то неизменно встречал пику своего врага. Все же боевого опыта моему родственнику не занимать, я ребенок по сравнению с ним.
— Да чтоб тебя! — расстроенно закусил я губу, видя, что мой Буян начинает дышать тяжело, со свистом. Еще немного, и он не успеет уклониться просто из-за того, что устал. Как и случается обычно, нужная мысль пришла почти что в самый последний момент. Я резко сжал пятками конские бока, и Буян ускорился, отдавая этому рывку все свои последние силы. Я зашел справа, и видя, как Гектор перебросил в мою сторону острие, метнул свое копье прямо в колесо. Метнул наудачу, надеясь, что шесть спиц позволят мне совершить задуманное. Так оно и вышло. Тот, кто в детстве совал палку в колесо велосипеда товарища, меня поймет. Только колесница — это совсем не велосипед, тут все гораздо эпичней. Хрустнула спица и ось, повозка завалилась набок, возница полетел в одну сторону, а Гектор — в другую, громыхая как «Запорожец», обнявший фонарный столб. Лошади, оставшиеся без управления, дико заржали и потащили колесницу дальше, вздымая целую тучу мелкого песка. Я же одним прыжком слетел с коня и приставил нож к горлу Гектора.
— Эней победил! — крикнул Приам, и зрители взорвались оглушительными воплями. Кто-то возмущался, кто-то свистел, оставшись в восторге от зрелища, а вот униженный Гектор жаждал реванша.
— Он победил обманом! — заревел он раненым зверем. — Бьемся дальше!
— Да, я победил хитростью! —
Свирепая рожа моего родственника сначала приняла изумленное выражение, потом растерянное, а после этого на нем появился наивный, почти детский восторг. Раз я не собирался отбирать у него лавры лучшего воина Трои, то и у него не было оснований возвращать их, превращая меня в мелкий фарш. Гектор заревел и обнял меня, прижимая к бронзовой груди так, что кости захрустели. Он повернулся к зрителям и заорал во всю глотку.
— Пир! Завтра на закате будет пир в честь Энея! Я обидел его необдуманным словом, а он утер мне нос! Безусый мальчишка смог достать меня, а на это не каждый муж способен!
Вот и все. Он больше не хочет убить меня, теперь он мой лучший друг. Люди здесь на редкость простые, и почти все радуются, как дети, и орут во все горло. Не орут лишь двое — Приам и Парис. И если царь почти благожелателен, то царевич пристально смотрит на меня и явно гоняет в кудрявой башке какие-то мысли. Видимо, у него появились какие-то свои соображения насчет этого боя. А вот Гектор откровенно счастлив. Он любит хорошую драку, особенно когда не проигрывает в ней. Потеря лица — это самое худшее, что может случиться в жизни главнокомандующего и будущего царя. Мне бы такое ни за что не простили. Ни он, ни Приам. И вот царь со своего возвышения благосклонно кивает головой, украшенной высоченной тиарой, расшитой жемчугом, и подает мне едва заметный знак: зайди, мол. После этого дюжие рабы поднимают его носилки и уносят на гору, в цитадель. Поговорить хочет? Ну что же, поговорим.
— Не ожидал от тебя такого здравомыслия, — сказал Приам, взмахом руки отпустив слуг, которые выкатились из его покоев задом, непрерывно кланяясь. — Выпей вина, Эней! Его привезли с юга Ханаана, и я приказал добавить туда немного меда и ароматной смолы. Ты не стал унижать моего сына, и это было мудрым решением.
— Да, вкусно, — отпил я и отставил кубок в сторону. Вино оказалось непривычно крепким, не чета тому, что мы пили обычно. Мы не ахейцы, у нас не принято разбавлять водой благородный напиток.
— Чего ты хочешь, Эней? — спросил он меня в лоб. — Ты поселился здесь и держишь открытыми глаза и уши. Ты вникаешь в дела, которые тебя не касаются. Ты задаешь странные вопросы. Ты вызвал на поединок моего сына, заранее зная, что победишь. Неописуемая наглость вести себя так за моим столом. Если бы там были сторонние люди, поверь, это закончилось бы очень плохо для тебя. А так я сумел перевести оскорбление в шуточный поединок. Ты часто болтаешь с Кассандрой, которую все считают чокнутой дурочкой и поэтому не берут замуж. Я не понимаю тебя, зятек. А мне не нравятся люди, которых я не понимаю. Я всегда опасаюсь их. Мне есть, чего опасаться, Эней?
— Есть, — кивнул я. — Ахейцы придут, царь, и придут скоро. Вам нечем им ответить. Троя погибнет, если вы не захотите измениться. А поскольку Дардан совсем рядом, то ваша недальновидность будет стоить нам моря крови.
— Не так уж плохо мы почитаем своих богов, чтобы отдать нашу землю этим жадным сволочам, — Приам пренебрежительно махнул рукой. — Наши жертвы обильны, и поэтому боги не оставят нас. Ты наслушался причитаний моей дочери Кассандры, и они не пошли тебе на пользу. Ты хочешь, чтобы мы менялись? Как?