Последний танец Кривой белки
Шрифт:
Попробовал вырвать с корнем пенек. Не получилось, не сдвинулся он в сторону ни на миллиметр. Ударил по нему пяткой, да, потеряв равновесие, чуть не упал на спину.
Плюнул, пошел дальше, к кустарнику.
"Вот тебе, и мал пенек. Тростинка, а такая крепкая. Погоди-ка, а не та ли эта сосна, которую орел, приснившийся мне, ударом лапы разломил?"
Михаил остановился и вернулся к сломанному дереву. Внимательно осмотрел полосы-царапины на нем. Постоял с минуту в размышлениях и снова пошел к кустарнику. А то вовсе и не кустарник,
"Погоди-ка, - снова остановился Михаил, всматриваясь в него. Так, он же и орла видел. Бывает же.
– Что же это получается, я, значит, к этому пню от дерева во сне ходил, как лунатик, а он мне привиделся орлом? Может, это Яшка, видя, что я - лунатик и во сне хожу, меня провожал, а теперь послал к этому дереву, чтобы я вспомнил, что мне ночью снилось? Неужели, все так?"
Обернулся Михаил, посмотрел в сторону ханта с Витькой, а их отсюда и не видно почему-то. Сдавил топорище и пошел к пню от дерева. А оно и вовсе не дерево, а труха одна, словно опил гнилой кто-то насыпал в кору. А она, как труба, от дерева осталась. Дерево сгнило, а кора, как голенище сапога.
"Посмеяться Яшка надо мною решил. Вот, чума! Да, и правильно. Сколько мы так ребят со своего класса также подставляли, чтобы посмеяться. В шутку же, а не со злости", - разулыбался Михаил и пошел назад.
Идет он, а того места откуда пришел, все никак найти не может. И вправо пошел, и влево пошел, и назад. И трубы-коры нет, куда-то исчезла. И холодно становится, очень холодно, и не только ногам, а всему телу. И трава, как змеи, ползет по его телу. Попытался отдернуть руку от нее, а она не отпускает, обвивает ее своими канатами.
Михаил открыл глаза и зажмурился от солнца. Над ним лицо ханта, и так из его рта неприятно пахнет перегаром, что сморщился и сразу же отвернулся.
– Мишенька, выспался-то?
– слышит он голос Виктора.
– Д-да.
– Ну, и отлично, пора собираться, а то солнце проспали. А как здесь спокойно-то, мммм. Так что, Яшка, принимай нас с Мишенькой в свою семью. Он - парень сильный, умный, быстро всему научится. И. главное, не жадный он и не злой.
– Да, да, - закивал головой Яшка.
– Всю ночь за кем-то ходила. Луна его водила? Этпос-ойка? Нет, сам Мис.
– Это, Мишенька, добрый лесной дух.
– Или, - поднял руку хант, - Йипыг-ойка. Шла Миша твоя, слушала его. Видела, видела, - выразительно произносил каждое слово Яшка с киванием головы.
– Что ты видела, Мишанька, - прищурившись, смотрит на Степнова хант, - что она сказала тебе?
– Орла, орел со мной ходил.
– О-о, Хромой Белка. Шамана ходила. Что сказала тебе, Мишанька, она, шамана?
– не отрывает любопытных глаз от Степнова Яшка.
Михаил запомнил этот сон, но, вот, рассказать ли все ханту, не знал, нужно ли, вот и замялся. Посмотрел на Виктора, и тот, словно понимая его вопрос, легонько кивнул головой,
– Он сказал, что его зовут Кяу, - прошептал Степнов.
Услышав это имя, хант тут же вскочил с саней и продолжал смотреть в глаза Михаилу.
– И когда я его спросил, можно ли мне с Малом идти к нему, он сказал, что нужно спросить у Йипыг-ойка. Он знает.
– Йипыг-ойка, - задумался Яшка.
– Правда, думала я, пошли, Мисанька. Мал, - он поклонился Виктору, - а Мисанька знала, как тебя зовут?
– Нет, не говорил ему.
– А где тогда Йипыг-ойку искать?
– Сам нас найдет, - набравшись смелости, сказал Михаил.
– Хорошо сказала. Значит, Тишка правда говорила, что снился ему новый охотника. Только добрый он, - то ли спросил, то ли, раздумывая, сказал хант, смотря на Виктора, словно спрашивая у него.
– Пошли, Мисанька.
Болото, похоже, закончилось. Грунт стал тверже, но кроме мха с травой на нем, почему-то ничего не росло, даже клюква с голубикой.
И хант в нартах не сидел. Шел впереди своего оленя, а тот от своего хозяина не отставал, в ногу шел, иногда доставая его спину, и, почесывая ее своими рогами.
Прохладный утренний ветерок перестал быть свежим. Сменился на теплый. А это не нравилось Михаилу, потел. Остановив Виктора, спросил, можно ли снять одежду, на что тут же получил отрицательный ответ.
– Скоро к воде и болоту спустимся.
– Как?
– не понял Михаил.
– Э, э. Так, мы сейчас на пупе, а за ним и болото, и русло реки, вот-вот, увидишь.
И прав был Муравьев, грунт скоро стал вязким, и чем дальше углублялись они в долину, тем труднее и труднее было идти.
Хант свернул направо, остановился, давая оленю напиться воды. Михаил тоже присел и стал набирать в руку воды между широкими листьями незнакомой ему травы. Вода здесь по вкусу была приятной, словно разбавленный черный индийский чай. С наслаждением напившись его, посмотрел на рядом стоявших с ним Виктора, Яшку и оленя. Они от него не отрывали глаз, с любопытством рассматривая Степнова.
– Что, попила?
– спросил Яшка.
– Тада пошли, далеко идти нам нада. Зачем спрасила а, не знаю.
"Надо, так надо", - отряхнувши с ладоней воду, догнал Виктора Михаил.
– А ты, Миша, что-то говорить стал без запинки. Видно Кяо помог тебе.
– Хм, - сжав губы, Михаил тоже согласился с этим, но слова больше не сказал, боясь, что снова начнет заикаться.
И шли они долго. Не раз Михаил останавливался, чтобы напиться с Золотой речки воды, и потом снова догонял Виктора, который продолжал идти быстро, не отставая от ханта. Дорога была то твердой, то мягкой, но ноги не вязли в болотной жиже, потому что ее не было. Но, самое интересное, на что обратил внимание Михаил, они все время шли в одну сторону, об этом он судил по полоске леса на горизонте. Она все время была слева от него.