Последний танец Кривой белки

Цуприков Иван

– Та, та, - согласился с ним Степнов.

– Вот он, вот он!
– и снова раздался выстрел. Но теперь пуля попала в ель, под которой лежали Михаил с Виктором. Ветка, сбитая ей, упала на ветку ниже, соскользнула с нее, и как по ступенькам "добралась" до земли, упав Михаилу на спину.

– Ай!
– вскрикнул он с испугу.

И в ту же секунду прозвучал новый выстрел.

– Слава, ты что делаешь?!
– закричал бородач, и тут же, вскрикнув, громко застонал.

Значит, очередной выстрел Длинного теперь был направлен в бородача и, оказался точным.

–

Тихо!
– ухватил за ворот Михаила дед.
– Тихо. Не то...

Возня, начавшаяся внизу и сопровождавшаяся людскими криками, говорила о драке.

– Тихо, Мишенька. Потом разберемся, а сейчас лежи.

– Да, я тебя, сука!
– орал Зина.

– Сволочь, сволочь!
– стеная от боли, орал бородач.

– Да, это...

Хруст дерева от удара обо что-то мягкое, второй и третий звуки, повторившиеся, как в заевшей пластинке, говорил о том, что кто-то бревном или палкой кого-то бил. Наконец, все затихло. Слышались голос Зины, успокаивающий бородача, и стон, только было сложно понять чей.

– Ты его убил?
– спросил бородач.

– Это не я. Я его оглушил, Сережа. Навряд ли он издох. Или ты хотел вторую пулю получить?

– Да, ты что, Иван? Чего это с Длинным-то, а?

– Тебе лучше знать. Дружок же его - ты!
– вскрикнул со злости Зина.

– Да, Иван Петрович...

– Что, Иван Петрович, Иван Петрович. Это ж вы меня здесь хотели пристрелить? Так?

– Вот, выдумали же, - застонал бородач.
– А он вроде того, на ощупь, у него вся голова разбита, и кости во лбу ходят.

– Да, ты че?
– истерически закричал Зина.
– Я же его простой палкой, и то вроде не попал.

– Э-э, похоже, это он сам себя, - громко прошептал бородач, - пол головы нету. Фу, какая мерзость!
– начал он обтирать ладони от крови о траву.

– Этого еще нам не хватало, - закричал Зина.
– Где эти? Дед, где ты, иди сюда!
– заорал Зина.

– 4 -

– Ну, что там?
– Зина навис над дедом, осматривавшим окровавленную голову Длинного.

– Так вроде отверстия от пули в ней нет, - ощупывая нижнюю челюсть трупа, прошептал Муравьев.
– Плохо видно еще, может, он в рот себе стрелял, Иван Петрович. Но, судя по черепу разбитому, его ударил кто-то чем-то тяжелым сверху по голове, верхняя кость черепа вдавлена внутрь. Да, и шея какая-то неровная, видно, так сильно его ударили сверху, что даже позвонки на шее поломались.

– Ты чего, дед?
– ткнул кулаком в спину Зина.

– Только прикладом такое возможно сделать, - посмотрел он в глаза Зине.
– А вы с бородачом прибежали, насколько я помню, без ружей.

– Карабинов, - поправил старика Зина.

– А мы там, внизу с Мишенькой были, - прошептал Муравьев.
– Мы тоже его не били.

– А кто ж тогда мог его так?
– вздохнул Зина.

– Колдовские здесь места, - развел руки Муравьев.
– Я вам говорил.

– Колдовские?
– переспросил у Муравьева бородач.

– А кто ж его так тогда мог, а?
– посмотрел на Зину Виктор.
– Медведь? Нет, он бы

рыкнул и когтями его изрезал бы всего, да разорвал по частям голову. И вас бы с ним тоже он порвал бы, и нас. А здесь все как-то аккуратно.

Михаил, почувствовав тошноту, делая в себя глубокий вдох холодного воздуха, закашлявшись, зажал рот рукой.

– Ты же бывший вояка, - присел подле него Зина.
– А?

– После той аварии, Иван Петрович, все у него изменилось там, в мозгах, - защитил Степнова дед.

– А не ты ли его, Михаил Валентинович, бревном по голове, а? Разделаться решил с ним за то, что он вас с дороги скинул и убил твою семью, а?
– продолжал наседать на Степнова Зина.

– Да, не лезь ты к нему!
– кашлянув, прошептал бородач.
– Он ружье толком поднять не может. А здесь такой силой нужно обладать, чтобы череп проломить, мама не горюй.

– Хочешь сказать, шаман с ним разделался?
– сощурившись, посмотрел в глаза Виктора Зина.

– Стар тот дед, очень стар, - прошептал Муравьев.

– Зина, да, что ты к деду пристал?
– повысил голос бородач.
– Сам же слышал, что Длинный кого-то видел. Когда он из берлоги выскочил, ты зажался в углу и кричал, истерил: "Медведь, медведь!"

– Что-о?
– вскочил на ноги Зина.
– Я - истерик?
– и, ухватив бородача за ворот, начал трясти его.

– Да, пошел ты, - бородач попытался оттолкнуть от себя Зину.
– Сам же орал, что медведь пришел. А Длинный смелый, он выскочил и пошел на него один на один.

– А ты?

– А я рядом с тобой сидел, че, не помнишь?
– лицо бородача стало бурым от напряжения.
– Только не медведя видел я, - сипел бородач, - а гориллу какую-то. Шамана вашего, что ли!

– Кого?
– Зинченко оттолкнул от себя бородача.

Тот, упав на землю, отполз подальше от Зины и продолжал, сипя, говорить:

– Ты же, Зина, сам видел его. Ты же сам, ты же сам орал от страха.

Михаил, наблюдая за ними, стал отползать назад и, упершись в огромную ветку, посмотрев на труп Длинного, невольно ойкнул.

– В-вить-тя, - позвал он к себе Муравьева, показывая ему на обломанную и окровавленную часть ветки.

– Чего?
– не понял Муравьев и, подойдя поближе к ней, стал осматривать ветку внимательно.
– Похоже, она торцом воткнулась ему в голову. Это он ее сломал, попав пулей в ее середину, а она огромная, тяжелая, и тут же надломилась, вот смотри, ёклмн. А, падая, ее мелкие ветки, зацепились за другие на сосне, верхние, поэтому она стала падать не плашмя, похоже, а обломанным торцом вниз, вертикально, и воткнулась в голову Длинного. Вот поэтому, похоже, у него от этого удара проломлен череп и сломаны шейные позвонки. Я когда его голову поднимал, смотрю, у него шея неровная какая-то, вот, посмотри, - и, приблизившись к трупу, снова стал поднимать затылок его головы.
– Получается, таким способом, нечаянно, он сам себя и порешил, а не какой-то неведомый зверь его убил, - перекрестился Муравьев.
– Вот такие вот дела, Мишенька. А жаль, - и Муравьев кинулся разнимать сцепившихся мужиков, Зину с бородачом.