Последний танец Кривой белки

Цуприков Иван

– Дай воды, - попросил он у Виктора.

Тот остановился, снял флягу с рюкзака, но сразу ее не подал Зине. Открыл, сделал глоток сам, а потом, что-то ища в карманах, отвернулся.

– Ты чего, дед? Я ж воды попросил.

– Так, обтереть после меня горлышко фляги нужно, чтобы какой-нибудь заразы от старика не прихватил. Сейчас, сейчас.

– Да, я не брезгливый, дед. Давай, давай, а то горло сушит, аж, невмоготу.

Сделав несколько глотков, Зина скривился и посмотрел на Муравьева.

– Так, с ручья она, водица-то, а там и дерево

гнилое свой привкус оставляет, мох, торф.

– А-а, - махнул рукой Зина и снова приложился губами к горлышку фляги, подняв ее вверх.

Напившись, обтерев рукавом губы, передал ее Михаилу, чтобы тот передал ее Муравьеву.

Степнов, обтерев горлышко фляги, поднес ее к губам, желая тоже попить воды, но Виктор выбил ее из его рук.

– Ой, извини, рюкзаком задел, - извинился он.

Подняв флягу, он вылил из нее оставшуюся воду.

– Зачем, я же пить хочу, - удивился Михаил.

– Так, болото здесь, черное. Кто знает, какая зараза в нем фляга сейчас зачерпнула. Метров через триста, в лес выйдем, а там до речки и рукой подать, напьешься.

Глоток воды, которой Михаил успел сделать из фляги, был по вкусу действительно горьковатый. Даже нет, кисловато-горьковатый. Почему-то во фляге Муравьева постоянно такая вода по вкусу. Сплюнув траву, непонятно откуда взявшуюся в воде, Степнов посмотрел на Виктора, сжавшего губы и со злостью смотревшего на него.

– Ч-чего?
– спросил он.

– Идти нужно, а то от следа ничего не останется, - хмурясь, прошептал тот.

Воздух в этом болоте липкий. По щеке течет каплями, а ощущение, будто это улитка по тебе ползет, оставляя после себя слизь. И в горле липко, и привкус противный остается. И место здесь, прав Муравьев, жуткое. Воздух серый, словно из материи какой-то сделан, то ли паучьей, то ли из невидимого мха. Касается тебя, щекочет, царапает, аж, щеки начинают в разных местах чесаться, да, и голова.

Слева ящер стоит, раскрыв свою громадную, зубастую пасть. Михаил, увидев его, отшатнулся в сторону. Но это на самом деле оказался не ящур, а корневище от вывернутого из земли дерева. И корни у него скользкие и липкие, как мясо гнилое, и запах от них, фу, словно от мяса трупного.

Зина, обогнав Михаила, и, ухватившись за рюкзак Муравьева, шел дальше, испуганно озираясь по сторонам. Если идти за ним и только смотреть ему в спину, то страх пропадает, отметил Степнов. А то, вон, справа снова какое-то страшилище.

"А не медведь ли это?
– Михаил вскинул в его сторону свое ружье.
– Но это было снова корневище, такое же, как и слева.

Выстрел, раздавшийся впереди, испугал не только Михаила, а и Зину, залезшего под одно из корневищ, и, дрожа, просил у Виктора защиты.

А Виктор не сделал к нему ни одного шага. Стоял с вверх поднятой рукой, призывая к тишине, прислушивался.

– Он здесь, - прошептал Виктор.

– Нет, нет, - истерично закричал Зина, прикрывая от кого-то раскрытыми ладонями свое лицо.

– Оставайтесь здесь, - ткнув рукой себе в ноги, приказал Виктор, - смотри

за ним. Я сейчас, - и скрылся за занавесом серого, липкого воздуха.

Глава 19. Ситуация

Ветер, поднятый вертолетом, напоминал смерч, крутивший в своем вихре ветки, листву. Удерживая свою кепку в руке, Михаил вжался в землю и, прикрыв ладонью нос со ртом, тяжело дышал. Но винтокрылая машина и не думала приземляться, зависнув в воздухе, чего-то ждала. Скорее всего, очищала искусственным смерчем место посадки от веток или еще какого-то лесного мусора, хотя, они с Виктором и бородачом, все лишнее, что могло помешать вертолету при посадке, убрали.

И, вот, наконец, эта синяя огромная стрекоза приземлилась, а через несколько минут его крутящиеся винты замедлили вращение, и искусственный смерч исчез.

Михаил с Виктором следили за Длинным с Зиной. Они побежали к вертолету, помогли вылезти из него Свалову, сидевшему на пассажирском месте. Он стоял около вертолета и о чем-то с ними разговаривал. Зина постоянно показывал рукой в сторону Муравьева со Степновым, потом махнул им рукой, чтобы они подошли к ним.

– Стой здесь, я сам все им объясню, - и, скинув с себя рюкзак, и, оставив его около Михаила, Виктор пошел к вертолету.

Степнов замер, рассматривая летучую машину. С Ми-8 его, конечно, не сравнить, то большая машина, а эта - нет, в несколько раз меньше него по объему и смотрится грациознее. Длина фюзеляжа около десяти-одиннадцати метров. У "Робинсона" в два раза меньше лопастей, всего две, и рассчитан, наверное, он на перевозку трех-четырех человек, не как Ми-8 на двадцать.

Летчик из машины не вылезал, видно, ждал приказа своего хозяина оставаться им здесь или нет. Судя по тому, как навис Длинный над Муравьевым, у них шел разговор о том, сколько времени понадобится ему, чтобы привести Свалова к шаману. Свалов тоже вел себя нервно, как Еритов. Теперь, после остановки винтов и гула двигателя, их громкий разговор прослушивался хорошо.

– А если его на месте нет?
– кричал Свалов.
– Зачем я тогда сюда прилетел?

Что отвечал ему на этот вопрос Муравьев, было не расслышать.

– А я не знаю, не знаю, что со мной произошло. Это, скорее всего, их шаман надо мною что-то вытворял, - оправдывался Длинный.
– У меня в голове все помутилось. Нет, я ничего не принимал. Нет!
– орал Еритов.
– Я - не наркоман, нечего пиз...

Михаил отвернулся, чтобы хоть на минуту остановить нарастающее раздражение и посмотрел на сопку. Дым из трубы избы был почти не виден, и поэтому очень трудно было определить, где она стоит. И даже до сих пор Михаилу не верилось, что Муравьев один сложил ее своими руками. Во-первых, потому, что она уложена из толстых бревен, размером шесть на четыре, да, и высокая. Первый этаж около двух с половиной метров, вверху крыша с одним скосом.