Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
Талила сделала глубокий вдох, пытаясь унять громкий стук сердца, и распахнула двери.
И сразу же почувствовала на себе три враждебных взгляда: от служанки, Такахиро и юноши, которого она уже встречала в личной охране своего мужа.
Клятвопреступник лежал на футоне, который был сдвинут в самый центр комнаты. Непривычно и странно. Она почти ничего не смогла разглядеть, потому что собой его закрыли оба самурая, одновременно шагнувшие вперед, и Юми, сидевшая на коленях на татами рядом с ним.
Она
— Господин...
Талила бегло осмотрелась, пытаясь разглядеть хоть что-то. Ее внимание привлек дальний угол: там, на специальной подставке, покоились доспехи и оружие — тщательно отполированные кусаригама и меч, которые блестели даже в лунном свете. Над ними на стене висел скромный свиток, изображавший пару устремлённых в небо журавлей. Рядом же, на небольшом настенном выступе, стояла керамическая ваза с единственным свежим цветком.
Талила фыркнула и поспешно отвела взгляд. Ей не было дела до свитков и цветов, которыми Клятвопреступник решил украсить свои покои.
— Как вы посмели... — Такахиро оправился от изумления первым. Он шагнул вперед, и она мгновенно скользнула в сторону, уходя от прямой линии с ним, и сжала в руках палочки для еды.
— Тихо! — она думала, что ее муж без сознания, но ошиблась.
В ночном спокойствии и умиротворении голос Клятвопреступника прозвучал оглушительно.
— Подай мне куртку! — велел он низким, сдавленным голосом, едва ли не рыча.
Его дыхание было неровным, как у человека, который пытается не показать слабость, даже если каждая мышца горит от боли.
Талила же ступила еще правее и вытянулась всем телом, чтобы рассмотреть то, что от нее отчаянно пытались скрыть. Но Такахиро, казалось, был готов скорее умереть, чем позволить ей сделать это. Он прыгнул на нее, заставив обороняться, чем перетянул ее внимание только на себя.
Когда Талила раскусила план этого щенка, было уже поздно.
Повернувшись к ней лицом и спрятав спину, Клятвопреступник поднялся с футона, едва сдержав болезненный стон. На его обнаженной груди поблескивали капли пота. Он был одет лишь в широкие штаны хакама, и когда Юми подала ему куртку, он резко перехватил ее одной рукой. Другую он плотно прижал к ребрам, как будто пытался скрыть рану.
Казалось, что его тело разрывалось на части от напряжения, но взгляд его оставался твердым и ясным. Рваными, неловкими движениями Клятвопреступник накинул ткань себе на плечи, аккуратно подтягивая края, чтобы скрыть следы крови.
Он стиснул зубы, выпрямился, несмотря на пронизывающую боль, и посмотрел в сторону Талилы. Клятвопреступник застыл, когда увидел её. Она стояла, прямая, как натянутая струна, пряди волос из растрепавшегося пучка ниспадали на плечи. В ее глазах не было страха — лишь ледяная ярость, давно ставшая привычной.
Нижняя
И не будет ли предательством по отношению к собственному отцу сказать, что в глубине нее какая-то часть сопротивлялась и не желала упиваться страданиями Клятвопреступника?.. Словно в этом было что-то постыдное, что-то подлое и низкое. Неправильное. Ведь эти раны он получил не в бою, не в поединке. И их ему нанесла не она, не Талила.
Их взгляды встретились.
— Ты не должна быть здесь, — выдохнул он с видимым усилием. Голос его прозвучал глухо, натянуто — Ты ослушалась меня.
— Ты ранен, — спокойно сказала Талила, ее взгляд скользнул к краю куртки, из-под которой виднелись размазанные пятна, похожие на кровь. — Кем?
Плечи Клятвопреступника напряглись. Он чуть повернул голову, посмотрел поочередно на Юми и Такахиро, и Талила вновь испытала мрачное удовлетворение. Их ждет наказание, в этом она не сомневалась.
— Возвращайся в свою комнату, — велел он ей. — Пока не сделала хуже.
Брови Талилы вопросительно изломились. Она не двинулась с места. Ее ненависть к нему кипела, но сейчас она была глухой, подавленной чем-то более глубоким. Она ненавидела Клятвопреступника, но глядя на то, как он едва держался на ногах, она не могла найти в себе злорадства.
— Я должна ненавидеть тебя, — сказала она наконец, ее голос дрогнул, но взгляд остался жестким. — Но почему-то мне не хватает сил радоваться твоим страданиям.
Мамору резко втянул воздух, словно ее слова резанули его сильнее, чем любая рана. Но когда он заговорил, ничто в голосе не выдавало его истинных чувств, какими бы они ни были.
— Такахиро, проводи госпожу Талилу в спальню. И возвращайся.
— Да, господин, — самурай не успел ступить и шага к ней, когда она резко отпрыгнула в сторону и встала в стойку для обороны.
— Я не уйду, пока не получу ответы на свои вопросы.
Клятвопреступник сцепил зубы и посмотрел на нее взглядом, который многих заставил бы поежиться. Но Талила уже приблизилась к отметке, когда ей нечего было терять.
— Ты уйдешь сейчас. Тихо и спокойно. Или громко — но уже с императорской стражей и в цепях, в которых проведешь остаток своих дней.
— А что будет с тобой? — она полоснула его вызывающим взглядом. — За то, что сам спустил жену с поводка.
— Я это переживу, — отчеканил он уставшим голосом, и она поверила ему с первого и до последнего слова.
Яркий, жгучий румянец прилил к ее щекам, когда Талила осознала, что она проиграла.
Вновь.
Или же она сможет извлечь пользу из того, что увидела этой ночью?..