Последняя из рода. Скованные судьбой

Богачева Виктория

Ее губы сжались в тонкую линию, а в груди вспыхнуло жгучее возмущение.

— Это не твоё дело, Талила, — глухо сказал Клятвопреступник.

— Не мое дело?! — повторила она, глядя на него с вызовом. — Ты убил моего отца! По приказу Императора! И ты считаешь, что это не мое дело?!

— Чем меньше ты знаешь, тем лучше, — холодно ответил он.

Ее раздражение только росло.

— Зачем ты терпишь это? Зачем ты терпишь своего брата?!

Рука, в которой Клятвопреступник сжимал повязку, задрожала, и Талилу особенно остро кольнул этот простой

жест. Руки, которые она привыкла видеть уверенными, теперь едва держали бинты. Произошедшее никак не желало укладываться у нее в голове. Она чувствовала себя, словно человек, бредущий наощупь над бездной по тонкому канату. Пыталась нащупать следующий шаг, пыталась выбрать верное направление, но всякий раз срывалась и падала в пропасть.

— Потому что я не могу его убить.

Талила вздрогнула, услышав ответ, который она уже не надеялась получить. Ее взгляд метнулся к печати, которая, вдоволь насытившись кровью, потускнела и перестала выделяться на коже вздувшимися рубцами.

— Ты мог бы не исполнять его приказы, — она с горечью его упрекнула. — Два раза не умирать.

Густую тишину разрезал его хриплый, пробирающий до мурашек смех.

— Это было бы моей величайшей слабостью. Умереть, чтобы избежать боли, избежать трудных решений, избежать испытаний? Я думал, тебя учили быть воином, учили сражаться, девочка.

Клятвопреступник покачал головой, и стыд, перемешанный со злостью, хлестнул Талилу по щекам. Не в первый раз убийца ее отца посмел ее осуждать. Ее!

— Скольких ты убил, подчиняясь его безумным приказам? Сколько боли и страданий ты причинил?.. — прошептала она сорванным голосом.

Он скривил губы.

— Мы все платим свою цену. Ничто не дается просто так. Помимо моего брата, есть еще страна, есть люди. Они заслуживают лучшей жизни и лучшего правителя. Я обещал их защищать.

Талила покачала головой, не понимая. И не желая понять.

— Ради одних ты уничтожаешь других?! Люди никогда не узнают о той цене, которую ты заплатил, мы все заплатили! Они тебя проклинают, называют Клятвопреступником!

— Как и ты. Иронично. Ведь существует одна-единственная клятва, которую я не могу преступить. Клятва подчиняться моему младшему брату.

Мамору отряхнул руки, отложил в сторону испачканную в крови тряпку и медленно поднялся. На Талилу он больше не смотрел. Он уже сделал шаг в сторону футона, когда резко замер на месте, к чему-то прислушиваясь. Вокруг было так тихо.

Так неправильно тихо.

Так не бывает даже посреди ночи. Всегда доносятся какие-то звуки: шелест листы и травы, всплески из пруда, хруст гравия и палок под тяжелыми шагами.

Но в тот миг Талила, казалось, могла бы услышать собственной мысли, ведь тишина была оглушительной.

Она моргнула и привычным жестом потянулась к поясу. И досадливо одернула себя, когда вспомнила, что на нем больше не висела катана. Ее муж же схватил с татами меч и подошел к ней, остановившись между нею и раскрытыми сёдзи, что выходили на сад. Талила оказалась

за его спиной, как раз с той стороны, где стояла печать.

— Что слу...

Спросила она и не успела договорить, когда из сада метнулась первая тень.

Глава 7

Тень оказалась лишь иллюзией, о чем Мамору подозревал с самого начала. Оказавшись на свету, она исчезла, словно ее никогда и не было, но ей на смену пришли другие.

Оружие против них было бесполезно. С тем же успехом он мог разрезать мечом воздух: что проку уничтожать тень, которая собраться воедино после каждого твоего удара?

Но Мамору не стал опускать катану, потому что очень хорошо знал, как любили атаковать те, кто владел магией теней. Сперва они ошеломляли противника иллюзиями, заставляя того терять концентрацию и рассеивать внимание. А после теней нападали уже настоящие воины, из плоти и крови. И даже самый опытный самурай становился тогда легкой добычей, ведь он истратил немало сил, борясь с ветром и воздухом.

Он шагнул назад, чувствуя позади взволнованное дыхание Талилы. Мелькнула мысль: жена первой ударит его в спину, если поймет, что это поможет ей вырваться из плена императорского дворца. Опрометчиво поворачиваться к ней затылком.

И Мамору не мог ее винить.

— Дай мне оружие, — потребовала она.

— Тихо, — велел он, нахмурившись.

Тени стелились по татами, медленно проникая в спальню из сада сквозь приоткрытые сёдзи. Они подползали к ногам и несли с собой неразборчивый, тихий шепот, в котором переплетались тысячи голосов. Если долго в него вслушиваться, можно было сойти с ума.

Он почти пропустил, как три воина, одетых в черное с ног до головы, просочились в комнату следом за тенями. Двое метнулись к Мамору. Последний же попытался зайти сбоку, чтобы схватить Талилу.

— Идем с нами, госпожа! Наш повелитель передал тебе то послание... — он осмелился заговорить!

Словно Мамору уже был мертв и не мог ничего услышать. Или сделать. Он не видел, но почувствовал охватившее Талилу напряжение, и стиснул челюсть. Он догадывался, что его женушка обманула главу императорской охраны. Но убедиться в этом было отчего-то приятно.

Больше он не стал тратить драгоценное время на размышления и бросился вперед. Боль в спине и ребрах, отголосок наказания брата, пронзила его тело, но он заставил себя забыть о ней. У него не было права на слабость.

Нападающие двигались быстро и бесшумно, словно ожившие тени. Первый накинулся на него с коротким клинком, нацелившись в живот. Мамору шагнул в сторону, его катана молнией рассекла воздух, встретившись с оружием противника. Удар отозвался острой болью в боку, но он стоял, удерживая клинок.

Краем глаза он заметил сбоку движение: кажется, по неведомой ему причине жена не пошла добровольно к самураем, который ее позвал, и теперь он пытался к ней подобраться.

— Талила! — выкрикнул Мамору, не отрывая взгляда от нападавших. — За меня, быстро!