Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
— Почему ты убил моего отца? На самом деле? — спрашивать о таком было больно.
Губы жгло огнем, и Талила чувствовала себя так, словно говорила о чем-то кощунственном. Как будто для нее имела значение причина!
Ведь это было неправильно и невозможно. Мамору убил, и этого должно быть для нее достаточно! Чтобы желать отомстить, чтобы желать смерти мужа.
Это было для нее достаточно.
Еще несколько дней назад.
— Принеси воды, — вместо
— Я тебе не рабыня! — ненамеренно ощерилась Талила. — Сходи сам.
Она клацнула зубами, но было уже поздно. Муж смерил ее долгим, очень долгим взглядом. Она кожей почувствовала его презрение и едва заметно покраснела, и разозлилась на себя еще и за этого.
Так ничего не сказав, Мамору развернулся и зашагал прочь, а Талила словно приросла ногами к татами и могли лишь смотреть ему в спину. На безобразную печать-клеймо, которая заставляла горло сжиматься от тошноты и отвращения. Мужчина хромал. Шел медленно, перекосившись в плечах, потому что не мог держать спину ровно.
Так омерзительно она не чувствовала себя еще никогда прежде. Что с ней творилось — она не понимала. Казалось, во дворце Императора был отравлен даже воздух, иначе откуда в ней вылезло все это?.. Вся эта липкая дрянь, от которой на душе становилось тяжело и противно, словно она вляпалась в грязь?..
«Он убил твоего отца!» — мысль потонула в бесконечной веренице других, и вот уже Талила заспешила вслед Мамору. Она забрала из его рук кувшин, всеми силами избегая на него смотреть.
— Я принесу, — выдохнула она, и язык обожгло горечью.
Он промолчал, и она была ему благодарна.
Управлял ли ею лишь стыд, или желание узнать правду, или к ним добавилось сострадание к мужу, который выглядел так, словно одной ногой уже ступил в погребальный костер, она не знала. И не собиралась выяснять, потому что, единожды ступив на эту тропинку, уже не сможет с нее свернуть. И потому Талила молча вышла в соседнюю комнату, где в бочонке стояла свежая, чистая вода, зачерпнула ее кувшином и вернулась. Она стискивала зубы и приказывала себе не думать. И не рассуждать.
Мамору, ссутулившись, стоял снаружи, на деревянной веранде, нависая грудью над поручнями, в которые впивался ладонями. Талила сбилась с шага и вздрогнула. Увиденное сдавило ей грудь. Ни раны, ни пытки, ни следы ударов — ничего из этого ее так не тронуло прежде, как сгорбленная спина мужа теперь.
Наверное потому, что она сама слишком хорошо знала, каково это — когда не было мочи терпеть.
Талила решительно мотнула головой и быстро прошла вперед. Она не должна, не должна испытывать сострадание. Или жалость.
Это ее погубит.
— Спасибо, — просто сказал
Она отвела взгляд.
В тишине слышались только звуки ночи — шелест ветра в деревьях да отдаленный крик птицы.
— Твой отец участвовал в заговоре, о котором узнал Император. Потому я его убил, — напившись, произнес Мамору.
Талила едва не подпрыгнула на месте. Неужели все то, о чем шептались во дворце, оказалось правдой?.. И не существовало никакой тайны, которую от нее скрывали? Верить в это ей отчаянно не хотелось.
— Это невозможно! — ощетинилась она, чувствуя, как в груди закипает гнев. — Ты лжешь!
— Нет, — сказал Мамору так, словно не заметил ее злости. — Я ведь тоже в нем участвовал.
— Что?.. — рвано выдохнула Талила, отступив на шаг, будто слова мужа ударили ее. Сердце сбилось с ритма.
Вот теперь она по-настоящему не верила тому, что слышала.
— Ты меня испытываешь? — спросила она, прищурив глаза, в которых блеснуло подозрение. Ее голос звенел. — Думаешь, в ответ я проболтаюсь тебе о чем-то?..
Она смотрела на него, и каждая клеточка её тела кричала, что это неправда. Этого не могло быть.
Не должно было быть.
Мамору посмотрел на нее устало и растер обеими ладонями лицо, будто пытался что-то стереть.
— Ты хотела услышать правду, — напомнил он. — Ради нее даже решила спасти убийцу собственного отца.
Его слова хлестнули ее по лицу, и Талила вспыхнула. Ее дыхание сбилось, в груди поднялась волна ярости и боли, но она не сразу смогла найти ответ.
— Как Император узнал? Кто еще был вместе с вами?
— Среди нас был предатель, и это все, что я скажу, — железным голосом отрезал Мамору.
— Почему?! Я имею право знать, если все... если все на самом деле так, как ты говоришь...
Он поднял руку, жестом остановив ее.
— Хватит, — резко сказал Мамору, его голос обжег ее подобно удару хлыста. — Задавай свой следующий вопрос.
— Почему ты взял меня в жены? Почему не Император? Почему… почему не тронул ночью и не скрепил кровью нашу связь и печать?
Мамору посмотрел на нее долгим взглядом. Он тяжело сглотнул и вновь помассировал виски.
Проклятая ночь никак не хотела заканчиваться.
Он не успел ответить: в тот миг в покои без стука ворвался Такахиро. Избитый императорскими стражниками, он едва держался на ногах. Но рухнул на татами на колени вовсе не из-за боли или усталости.
— Господин! Пришли вести из горного перевала Кэйсин. Войско Сёдзан перешло границу!
— Что?.. Когда? — резко оттолкнувшись от поручней, Мамору вихрем вернулся в спальню.