Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
Лишь день назад он отправил к перевалу двух своих опытнейших полководцев. Велел им взять часть гарнизона у другой границы, чтобы укрепить ту, где линия защиты Империи истончилась.
Выходит, они опоздали.
Он опоздал.
— Господин?! — Такахиро наткнулся взглядом на тела мертвых самураев в черных одеждах. — На вас напали?! Я прошу прощения, я должен был быть...
— Тихо, — осадил его Мамору, которого подосланные Сёдзан мертвецы тревожили сейчас меньше всего. — Когда пришли вести? — спросил он еще раз.
— Во дворце
— Что?.. — Мамору свел на переносице брови.
Внезапно все обрело смысл. Попытка похищения Талилы и прорыв границы — звенья одной цепи. Они готовились к этому удару заранее, потому и хотели совершить все в один день. Выкрасть девчонку из дворца, захватить горный перевал Кэйсин.
— Мой брат знает? — отрывисто спросил он у Такахиро.
Тот невольно побледнел.
— Говорят... говорят, Император не подпустил к себе никого из советников... — сказал и опустил голову, уткнувшись взглядом в татами.
Судорога пронзила челюсть: так сильно Мамору ее стискивал. Пока брат пытал его, пока по его приказу стража через весь дворец тащила в тот зал Талилу, пока он удовлетворял любопытство жены — все это время кто-то среди советников знал, что граница пала?.. И не делал ничего?..
— Встань, — нетерпеливо велел Мамору.
Горло обжигала злость, которую он не мог больше сдерживать. Он хотел лишь одного: взять катану и снести головы всем тем, кого его брат набрал в свой совет. К чьим словам прислушивался. Тем, кто решил столь долго утаивать такие вести...
Войско страны, с которой Империя враждовала испокон веков, прорвало границу! В горах, где Сёдзан чувствовали себя, словно дома. Ее было невероятно тяжело удерживать. Вернуть будет почти невозможно.
Рык рвался из груди, и Мамору сцепил зубы.
— Это война, — его слова прозвучали холодно и резко. — Мы должны действовать.
У него за спиной раздался тихий вздох, и он резко обернулся. Глаза Талилы светились огнем, природу которого он не хотел знать.
— Останься здесь, — велел он ей. — Моему брату ни к чему тебя видеть.
По тому, как дернулся ее подбородок, он подумал, что Талила воспротивится. И заранее почувствовал раздражение. У него не было времени на ее капризы.
— Хорошо.
И потому он удивился, не услышав возражений. Он впился в жену пристальным взглядом, но Талила, будто нарочно, склонила голову и смотрела себе под ноги.
С этим он разберется позднее.
— Подай мне куртку, — велел он Такахиро и с трудом распрямился, чтобы натянуть на плечи принесенную одежду. Стиснув зубы, завязал пояс и прицепил к нему ножны с катаной.
В теле, казалось, не осталось ни одного места, в которое не отдавалась бы сейчас тупая боль.
Остаток ночи слился в одно большое, темное пятно.
— Во дворец проникли убийцы, подосланные Сёдзан, — его голос громовым раскатом пронесся по помещению, заставив многих самураев поежиться и склонить головы. — Вы их пропустили. Вы!..
Чем больше они опускали глаза, тем сильнее в груди Мамору вспыхивал гнев.
— Где служанка моей жены? — спросил он, сузив глаза.
— Ее заперли в...
— Освободи Юми и возвращайся к госпоже Талиле, — велел он Такахиро, даже не дослушав ответ. — Будьте рядом с ней, когда придут за телами
Поклонившись, тот поспешно ушел.
— Молитесь на моего брата, — бросил он презрительно застывшим стражникам. — Лишь благодаря ему у вас еще есть руки и головы.
Чувствуя, как на висках выступает испарина, Мамору широким шагом направился прочь. Впереди его ждала встреча с советниками. Или же лучше сразу попытаться достучаться до Императора?..
Время, время утекало сквозь пальцы. Сколько они уже потеряли! Они должны были начать готовиться к жесткому ответу для Сёдзан еще несколько часов назад! Но заместо этого его брат забавлялся пытками, а жалкие, никчемные советники страшились его отвлечь...
Мамору черной тенью ходил по коридорам дворца, лишь одним своим видом внушая ужас. Все знали о том, как любил наказывать его Император. Но его все равно боялись. Про него ходили дурные слухи — один страшнее другого, и многое из того, что болтали люди, было правдой.
Брат пытал его, но именно Мамору был его правой рукой, и Император ему верил, полагаясь на печать. Которая никогда не позволила бы старшему брату причинить вред младшему.
В покои одного из советников он ворвался, усмирив стражу в дверях взглядом.
— Как вы посмели утаить сведения о прорыве горной границы?! — прогремел он, ничуть не удивившись двум служанкам, которые грели старику постель.
Тот вскочил на ноги — побледневший, голый, заикающийся. Комната наполнилась женским визгом и всхлипами, и Мамору скривился. Его тяжелый, мрачный взгляд заставил советника замереть на месте. Даже кимоно тот не решился взять, чтобы прикрыть свой позор.
— Вы будете наказаны, — посулил Мамору и стремительно вышел прочь.
Таким же образом он разбудил еще четверых. К той минуте пробудилась уже половина дворца, и слухи распространились по самым дальним его уголкам за считанные мгновения. Отовсюду доносились шепотки и разговоры. Люди провожали друг друга взбудораженными, полными ужаса или предвкушения взглядами.
Мамору же чувствовал только усталость.
Ему оставалось переговорить с братом.
Самое тяжкое из всего.
Император спал один. Стража, наслышанная о том, что творилось во дворце, пропустила Мамору в императорские покои без единого вопроса.