Последняя из рода. Скованные судьбой

Богачева Виктория

И впрямь. Вопрос оказался тяжелым. Неприятный холодок прошелся по позвоночнику Мамору. Он думал об этом. Конечно, он думал. Его земли, его слуги, его поместье. Там оставались самураи, преданные лично ему, но в недостаточном количестве, чтобы противостоять армии.

— Нет, — Мамору качнул головой. — Я не стану никого посылать.

Это было бы нечестно — отправить кого-то умирать за его личные земли, за его личное поместье. Он не мог на такое пойти, хотя знал, что найдутся те, кто будет

готов с радостью исполнить его приказ, появись такой.

Такахиро подался вперед, словно хотел заговорить, но остановил себя в последний момент. Перед глазами у него пронеслось лицо служанки Юми: сколько они не виделись... Очень, очень давно она отправилась в родовое поместье господина, и с той поры он ничего про нее не знал.

В первые несколько дней в пути их ночные привалы были невероятно тихими. Дорога, по которой продвигалось войско, пролегала между опустошённых полей, давно не знавших заботливых рук крестьян. Некоторые участки были выжжены дотла и там, где раньше простирались рисовые всходы, теперь торчали лишь обгоревшие головни. Порывы ветра приносили с собой запах старого пепла и затхлых болотных вод, что стояли в канавах, по которым еще год назад бежала свежая, чистая вода.

Так выглядели последствия, которые повлек за собой всеобщий призыв на службу. От каждой семьи забрали по одному самому выносливому и сильному работнику, и те, кто остались, не справлялись без помощи.

Когда они проезжали поселения и крестьянские деревни, люди прятались по домам, едва завидев войско. Еще ни разу никто не вышел им навстречу, не показался на глаза. Мамору приказал не задерживаться в поселениях и не заговаривать с крестьянами. Не хотел пугать простых людей.

Но к концу недели глаза привыкли к нерадостным, тоскливым пейзажам. Так был устроен человек. Он мог стерпеться со всем. Разговоры за скудной трапезой стали громче, зазвучали шутки и смех.

Мрачнел лишь Мамору. То, с чем он прежде не встречался, грызло его изнутри. Собственная вина. И горечь. Самураи пошли за ним на войну. Можно сказать — подняли восстание? Но что даст им победа, если все они полягут в битвах? Если страна будет разорена... Не слишком ли высока цена, которую он намерен заплатить за свою жизнь и жизнь своей жены.

Сражения не обходятся без крови, и, кем бы ты ни был — бастардом или законным наследником, — кровь самураев льется одинаково ало.

Императору с самого начала нужна была она. А он — лишь после того, как стал предателем и отступником в глазах младшего брата.

Еще через несколько дней пути они заметили вдалеке на горизонте дым. Сперва Мамору не придал этому особого значения. В конце концов, выжженные поля попадались им достаточно часто. Но вскоре лошадь Такахиро сбилась с шага, когда тот резко дернул поводья, забывшись, а самурай побледнел так, что снег на его фоне показался бы недостаточно белым.

— Это город... — тяжело

сглотнув, он попытался ответить на вопросительные взгляды, устремленные в его сторону. — Госпожа Талила подожгла его часть... когда мы уходили... я думал, что они давно потушили пожар...

— Думай, что болтаешь! — полководец Осака осадил его резким подзатыльником. — Конечно, то пламя давно погасло. Это, — кивок в сторону темного дыма, — что-то совсем иное.

Мамору медленно выдохнул и жестом велел полководцу отъехать. Суровые черты на лице Осаки заострились еще сильнее, но он молча подчинился приказу. С несколько мгновений Мамору смотрел на Такахиро, который держал спину идеально выпрямленной, но вот плечи у него поникли.

Мог ли город гореть уже сколько... несколько недель? Не гореть, а медленно тлеть. Искры затухали, но свежий ветер раздувал пламя, и все продолжилось заново.

Мамору не знал. И не хотел узнавать.

— Ни слова госпоже Талиле, — он посмотрел в глаза Такахиро и тот кивнул.

— Я прошу прощения, господин, — произнес деревянным голосом. — Я не должен был заговаривать об этом.

— Нет, — Мамору коротко мотнул головой. — Ты правильно сделал, что сказал. Мне. Но не смей заговаривать при ней.

— Конечно, господин, — пробормотал Такахиро поспешно и, не удержавшись, поежился.

С женой Мамору встретился еще через несколько дней.

От гарнизона осталось... немногое.

Но все, что удалось сохранить, было сохранено благодаря второму военачальнику, который был безгранично предан Мамору. Он и встретил своего господина первым, когда дозорные еще загодя оповестили о приближении войска.

Крепко сбитый, невысокий полководец Хиаши с небольшим отрядом, в котором не оказалось Талилы, дожидался Мамору на пригорке, в получасе езды от того, что когда-то было полноценным гарнизоном.

Мамору никак не показал своего разочарования, не увидев свою жену. Он знал, что обидел ее тогда. Не проходило и дня, чтобы он не вспомнил о своих глупых словах. И теперь Талила не приехала его поприветствовать.

— Господин...

Он остановил Хиаши еще до того, как тот опустился на одно колено, и крепко обнял, стиснув за плечи. Они могли не встретиться вновь. Вероятно этого была куда выше. Но теперь они стояли друг напротив друга, и у Мамору на спине больше не было проклятой печати.

Вдоль реки тянулись брошенные, пустые шатры. Очевидно, гарнизон собирался в спешке, и не все они смогли забрать с собой.

— Нас осталось здесь достаточно, — рассказывал Хиаши, когда они, ведя лошадей по уздцы, медленно шагали к месту, где был разбит лагерь. — Но даже те, кто ушел. Не все они ушли в столицу. Многие разбежались... Император прислал кого-то с юга — я даже не помню, чтобы встречал этого военачальника во дворце. Ему было трудно заставить воинов себя слушать.

Мамору кивал, но мыслями был далеко.