Последняя из рода. Скованные судьбой
Шрифт:
— Передай моему младшему брату, что за эту кровь он также поплатится, — негромко произнес Мамору, и от его голоса сделалось не по себе даже видавшим виды воинам.
Он не кричал, не бледнел и не дрожал: его слова сочились тихой, смертельной яростью.
Советника Горо было сложно запугать, но даже он чуть нервно повел плечами.
— По правде сказать, — заговорил он, справившись с собой, — наш Венценосный государь здесь ни при чем. Задумка принадлежала мне.
И он улыбнулся.
Глядя в глаза
— А Император знает, что его советник сговорился с давними врагами Империи? И служит теперь сразу двух хозяевам? — вкрадчиво спросил Мамору.
Талила, наблюдая со стороны, заметила, как самураи советника обернулись за его спиной, услышав последние слова. Да и сам господин Горо, казалось, тоже это почувствовал: его насмешливая улыбка стала натянутой.
— Слова не мужа, а предателя, дерзнувшего пойти против Императора, которому клялся в верности, — он покачал головой. — Никто тебе не поверит, Мамору Сакамото. Всё, что ты говоришь — лишь попытка оправдать собственные преступления.
Советник Горо замолчал, переводя дух. Он выглядел уже не таким гордым и самонадеянном, как в самом начале, когда только поравнялся с полководцем Осакой. Даже взгляд его переменился. То, как он смотрел по сторонам, как держал голову.
— Вам, госпожа, совсем необязательно умирать рядом с человеком, за которого вас заставили выйти замуж, — впервые за все время советник повернул голову к Талиле.
До того он тщательно избегал ее.
— Император заставил, — отозвалась она. — И вы, господин Горо. Вы тоже там были. Не помните? А я вот да.
Мамору бросил на нее взгляд через плечо, но ничего не сказал.
По лицу советника пробежала рябь недовольства. Невольно он опустил взгляд на ее запястья — свободные запястья, не скованные кандалами.
— Так или иначе. Император готов вас помиловать и даровать жизнь. Готов закрыть глаза и простить то, что вы дотла сожгли целый город...
Она дернулась, словно от удара. Казалось, земля начала уходить из-под ног, и Талила пошатнулась. Она вскинула взгляд на советника: его лицо лучилось довольством.
«Какой город?» — хотела спросить она, но с трудом заставила себя промолчать. Пришлось почти до крови прикусить губу.
— Ты не знала... — с напускным сожалением протянул советник Горо, и тогда Мамору шагнул вперед, стал между ним и женой, заслонив ее своим телом.
— Довольно, — процедил он. — Убирайтесь прочь, если нечего больше сказать. Мы похороним наших мертвых. А потом придем за вами.
Советник на миг замер, ощутив на себе жгучую силу этих слов. Слов, от которых во рту появлялся привкус крови и стали.
— Мы даем вам одну ночь на раздумья.
И все же, несмотря на угрозу, в его словах теперь не звучало прежней уверенной насмешки.
— Убирайся прочь, — выплюнул он вновь и стиснул ладонь на рукояти катаны. — Пока я не забрал твою жалкую жизнь прямо сейчас.
Советник Горо сделал знак рукой, и его самураи развернули лошадей. Пока они не скрылись вдалеке, никто не проронил ни звука. Стояла звенящая тишина. Замерев, Мамору тяжело дышал и сжимал рукоять катаны. Он не отводил взгляда от спины советника. Очнулся он, лишь услышав тихий вопрос Талилы.
Вопрос, который он не хотел слышать.
— О каком городе говорил советник? Какой город я сожгла дотла?
Мамору вздохнул и повел плечами, разгоняя кровь.
— Тот, в котором вы остановились на ночлег.
Брови Талилы взметнулись вверх, а лицо некрасиво исказилось. Втайне от нее Мамору жестом велел окружавшим их самураям расходиться. Он не хотел, чтобы они видели.
— Но я же... я подожгла только ворота. Когда мы пытались покинуть этот город... — пробормотала она беспомощно и растерянно.
Ужас произошедшего наваливался на нее постепенно, и с каждой новой минутой перед глазами появлялись все более жуткие картины.
— Мы не знаем, что там случилось в действительности, — Мамору шагнул к ней и больно схватил за плечи. — Советник Горо — хуже ядовитой змеи. Не смей верить всему, что исторгает его гнусный рот.
— Но ты вздрогнул тогда... вздрогнул, когда он заикнулся о городе. Не сказал, что он лжет.
Талила подняла на него взгляд, и Мамору устыдился, ведь на мгновение ему захотелось, чтобы она по-прежнему смотрела в землю. В ее глазах было столько боли, ужаса и стыда, что он не знал, как справиться со всем этим. Как она сможет справиться.
Он на мгновение прикрыл глаза и произнес на выдохе.
— Мы видели дым по пути в гарнизон. Но и только, Талила! Лишь дым — это не говорит ни о чем!
Мамору жестко встряхнул ее, словно равного по силе воина, но она обмякла в его руках, потому что не могла больше стоять на ногах. Они подогнулись, и ему пришлось опуститься вместе с ней на землю, на колени.
— Я сожгла город, Мамору! Целый город! — в отчаянии простонала Талила, цепляясь за его куртку на груди. — Там были простые люди... дети... их дома... Моя магия проклята, они все были правы... Я — проклята.
— Это неправда, — сказал он ей на ухо и, сам того не заметив, принялся гладить широкой ладонью ее по затылку, по гладким, шелковистым волосам. — Ты не проклята, это глупые небылицы старух.