Последствия больших разговоров

Барышева Мария Александровна

– Звучит довольно удручающе, - шепнул в ответ Полиглот.
– Неужели для того, чтобы хорошо относиться ко всем своим вещам, нужно получить серьезную травму головы?

– Не всматривайся в нее, - Михаил легко толкнул Эшу, которая не могла отвести глаз от фотографии.
– Лицо запомни, а так - не всматривайся.

– Почему?

– Чтоб в душу не запала потом.

– Что?
– Эша в панике оглянулась на испуганную пожилую женщину в кресле.
– Неужели ты хочешь сказать, что нам придется ее...

Оружейник

молча прижал указательный палец к шталевским губам и отошел к Зеленцовым и Орловой. Эша потрясенно посмотрела на Славу, который пожал плечами, давая понять, что задавать ему какие-либо вопросы бессмысленно. Потом опять уставилась на фотографию, снова и снова переводя глаза с улыбающегося лица под белым ажуром на шаль Любови Виссарионовны - яркую, как глаза умирающего в больнице человека. Почему она не попросила судьбу просто столкнуть ее с вещью Лжеца еще в тот момент, когда они только предположили о ее существовании? Люди были бы живы, Олег бы никуда не поехал, и все решилось бы быстро и безболезненно... Как-нибудь решилось бы. Как-нибудь она столкнулась бы с Зинаидой Виссарионовной и поняла, что крестик у нее на шее - именно та вещь, которая нужна...

Но что, если она попросила? Что, если на самом деле она попросила именно это? Что, если настоящие разговоры с судьбой - это то, к чему стремишься сердцем, а не бормочешь вслух, воображая, что твое жалкое нытье может изменить судьбу? Она всем сердцем жаждала находить Говорящих - разве не жаждала она всем сердцем, чтобы охвативший город кошмар закончился? Что если эти короткие цепочки случайностей, приводящие к нужному ей, на самом деле лишь части одной длинной цепи - цепи, ведущей, куда Шталь попросила - цепи мрачных, болезненных, горьких событий. Потому что, какими бы ни были твои собеседники, они всегда начинают хотеть чего-то взамен. А судьба - очень опасный собеседник. Он может набирать силу, он может сплести множество жизней в причудливый узор и в одно мгновение все это превратить в пепел.

Хотя, возможно, все это - лишь ее воображение.

Шталь украдкой повозила рукавом куртки по мокрым глазам, обернулась и наткнулась взглядом на сердитое лицо подошедшего Зеленцова.

– Это моя куртка, между прочим, - недовольно заметил он.
– Так что будь добра в нее не сморкаться.

– Извини, Марк...
– Эша покосилась на его брата, разговаривающего с Михаилом, - или Максим?.. Я никак не могу научиться вас отличать!

– В чрезвычайных ситуациях нас позволено путать, - милостиво сообщил Зеленцов.
– Я - Марк. Ты как - нормально?

– Нет, я не нормально!
– в панике зашипела Эша.
– Марк, неужели мы эту старушку будем уби...

– Тихо!
– Марк зажал ей рот и оглянулся на Любовь Виссарионовну.
– Сам не хочу! Найти ее надо сначала! Шая с одной стороны вроде маленькая, а с другой...
– он зачем-то хлопнул ладонью себя по груди и тут же болезненно сморщился.
– Слушай, а может ты...

–

Нет, хватит, - перебил его Оружейник, прежде чем Эша успела отрицательно затрясти головой.
– Девчонка и так сделала достаточно, оставь ее в покое!

Нет, он точно пьяный!

– Может, вернешься в больницу, Шталь?

– Хочешь меня услать, чтоб я ничего не узнала?

– Дело не в этом. Просто... я не знаю, что может произойти, но если это будет хоть немного похоже на то, что я знаю, то женщине на это лучше не смотреть.

Шталь скорчила гримасу, смысл которой был непонятен даже ей. Эшам шталь нельзя говорить такие слова. Потому что после таких слов они, естественно, никуда уже не уходят.

– Значит, вы не знаете, где может быть ваша сестра?
– спросил Михаил, присаживаясь на подлокотник, и пожилая женщина испуганно отдернула руку.

– Да говорю же вам, понятия не имею. Раз вы говорите, дороги все еще закрыты... да и с прогулки она обычно возвращается не позже десяти утра! Она либо дома, либо с нами ходит. Она даже в магазин очень редко ходит одна! А в церковь она приходит не раньше четырех часов. Потом мы с мужем ее забираем - мы всегда ее забираем!

К Михаилу быстро подошла Орлова и сунула свой сотовый чуть ли ни ему в нос.

– Юрка звонил. В Вознесенской никого похожего, и батюшка ее сегодня не видел. Сказал, что она действительно приходит не раньше четырех. Они проверили все храмы - ничего. Везде оставили людей.

– НеГоворящих?

– Конечно.

– Эта тварь не могла подобраться близко к городу, но старушка, судя по рассказу ее сестры, ездила достаточно далеко. Вероятно, он надел на себя физиономию какого-нибудь интеллигентного, верующего старичка и заморочил ей голову, а потом просто подменил крест. Она не взяла бы у него крест сама. Давно готовился, сука!

– Миша, - к здоровому шталевскому плечу вальяжно привалился Сева и отчаянно зевнул прямо в лицо Михаилу, - ее вещи в полном порядке, и мы извлекли из них множество информации, но она никак не может помочь ни определить нынешнее местопребывание нашей бабушки, ни то, произошли ли с ней какие-то изменения. Ее велосипеда здесь нет. Сотового у нее нет. Куда в Шае может поехать семидесятилетняя старушка на велосипеде?

– Если ты что-то знаешь, Миша, то самое время об этом сказать, - заметила Эша.

– А я ничего и не скрываю!
– огрызнулся Михаил.
– Если он... оно... словом, если на нее уже оказывается какое-то воздействие, то бабушка Зина вряд ли поехала в какое-то веселое место.

– Значит, две трети города можно вычеркнуть, - оптимистично сказал Марк.
– Но нужно знать...

– Мы...
– Оружейник облизнул губы, - словом, у нас была теория...

– Нам бы, Михаил Леонидович, сейчас лучше аксиому, а не теорию, - кисло произнес Марат.
– Иначе всем нам вскорости... как это по-научному будет, Севочка?