Повісті та оповідання, драматичні твори
Шрифт:
Опецковский. Дозвольте мне войти в довольно затруднительное ваше положение и объяснить все дело,, Когда в европейской политике, в рассуждении реставра« ции, замечена была шаткость, тогда в английском парламенте не помню какой-то лорд произнес сильную речь* в которой ясно доказывалось, что... что-то такое... не вспомню предмета речи...
Шпак. Скажите только, в каком номере эта речь на* печатана и на какой странице, то я ее тотчас найду и прочту сам. Я охотнее читаю, нежели слушаю.
Лопуцьковский. Но, кажется, вы отстали от ма* терии, к
Опецковский. Я совсем не отстал, а только еде-* лал маленький приступ, как и должно в каждом политическом предмете, потому что, в рассуждении реставрации, не будет тогда политического равновесия.
Лопуцьковский. Я вас прошу обоих поспешить моим делом: вас пересказать, а вас выслушать и скорее согласиться на мое желание.
Опецковский. Кажется, я довольно объяснил.
Шпак. Как яснее не можно: я все понял.
Лопуцьковский. Следовательно, что же я услышу?
Шпак. С моей стороны, я не могу ничего решительного сказать. Каждый человек имеет свое правило; мое такое: все дела должно делать в последующем порядке; теперь я читаю газеты за весь прошедший год и ничем посторонним не занимаюсь; окончив их, я займусь вашим предложением.
Лопуцьковский. Мы, вояжеры, любим во всем спешить, дабы выиграть время, потому что на опыте известно,— время всего дороже, и потому я просил бы поспешить и в решении моей участи...
Шпак. Вот идет жена моя; мне нужно знать ее мнение.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Те же, Фенна Степановна иАграфена Семеновна.
Шпак. Время прекрасное! Вы очень хорошо взду* мали, что вышли погулять в сад.
Аграфена Семенов гг а, У нас в Петербурге в это время обыкновенно прогуливаются... Но это не Легшій сад!.. Ах, какая разница!.. (Отводя мужа, говорит ему тихо,)Я замучена, мой другі Вообрази, что хозяйка меня и теперь так же называет, как до моей поездки в Петер-* .бург: Горпинка! Ах, какая малороссиянка!
Опецковский. Но... обращаясь к европейской политике, мы ' находим, что англичане — впрочем, парод коммерческий — в рассуждении реставрации, весьма часто даже и королей своих зовут полуименем,
Фенна Степановна (между тем говорившая тихо с своим мужем).Помилуйте меня, Кирило Петрович! Я вам не наудивляюсь! И хотя вы меня сейчас убейте, так я не возьму в толк, как можно человеку с вашим умом не обсудить, что замужеством дочери должно спешить? Ра:»-ве хотите, чтобы мы век плакали? С чего вам вздумалось откладывать? Это бог знает что!
Шпак. Но я думал, что для приличия...
Фенна Степановна. Какие тут приличия, бог с вами! Одумайтесь или лучше никогда ни о чем не думайте; а то как станете обдумывать, так и испортите все дело. Это уже не впервое! Следуйте лучше свое Аму благоразумию, да вспомните и себя: с первого вашего слова батюшка и по рукам ударил.
Шпак. Так хорошо же, я его сведу с Присппькою, пусть они объяснятся,
Фенна Степановна. Да, это недурно! Одним словом, действуйте по вашему рассудку.
Аграфена Семеновна. Кирило Петрович! у вас, кроме этого сада, нет ничего более для гулянья?
Фенна Степановна. Как нет? А помнишь, Горпинка, пасеку, где мы с тобой, еще как девками были, в бочечке качалися?
Аграфена Семеновы а. Чрез столько лет, ка
жется, можно все забыть. У нас в Петербурге напротив: сколько мест, садов, островов, где можно прогуливаться!
Лопуцьковский. Когда я в 32-м году вояжировал из Чернигова в Воронеж, то на дороге однажды, любуясь природою, нашел одно место для гулянья восхитительное,— феникс, настоящий земной рай!
Аграфена Семеновна. Но, верно, все не то, что у нас в Петербурге Невский проспект! Ах, Невский проспект!.. Я здесь даже подобного ничего не вижу.
Опецковский. Петербург и тем хорош,. что у вас вся европейская политика перед глазами. Когда, бывало*
я, сидя за своим бюро, обсужу, в рассуждении реставрации, положение Европы и потом выйду в кондитерскую* то наперед уже знаю, что написано в газетах и журналах,
Аграфена Семеновна. Апрапо 10, Фенна Степановна! Вы получаете какие журналы?
Фенна Степановна. Не знаю, душечка Горпии* ка. Я по экономии ничего не знаю: где мене, бабе, в это вмешиваться,— всем заведывает муж.
Шпак. Я получаю только «Московские ведомости» и читаю их по прошествии года, за один раз. Журналов же не могу читать; там вечно: продолжение впредь — и жди конца целый месяц.
Аграфена Семеновна. Ах, как можно не читать журналов! Из них бы вы узнали, что уже строжайше запрещено говорить и писать: «сей» и «оный» и что даже и друзей нельзя называть полуименем. (Тихо мужу.)Каково?
Опецковский. Хоть бы в английском парламенте.
Аграфена Семеновна. Как вы об этом думаете, Фенна Степановна?
Фенна Степановна. Я думаю, душечка Горлинка, что как-то умудряется сзет! Все больше и больше, так что и господи!
Аграфена Семеновна (в сторону).Она и в Петербурге ие образовалась бы.
Лопуцьковский. Когда я вояжировал в Воронеж, то придумал, что мы напрасно зозем себя по имени и отечеству: ямщики зовут друг друга полуименем и не встречают замешательства.
Опецковский. Европа, в рассуждении реставрации, вся зовет себя только по фамилии.
Аграфена Семеновна. Но мы, мой друг, благодаря бога, живем не в Европе.
Опецковский. О, конечно! У нас вежливость совсем на другой степени. В последний раз бытности моей в Петербурге...
Шпак. Разве вы не в первый раз нынче были в Санкт-Петербурге?
Опецковский. Н-н-нет, но... когда я теперь, то есть в последний раз, был в Петербурге, то похвалюсь вам на-, счет вежливого со мною всех обращения. Даже при зна-» комстве моем с господами министрами...