Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
– А вам его не жалко?
– Да вы что, конечно жалко, я его всяко убеждал, но он пошёл за хорошай жизнью, живёт в порядошной стране, но не в дурдоме под названием Россия.
Ветеран вскипел, заматерился:
– Ты предатель, враг народу!
– Нет, никак – я патриёт, мне жалко родину и народ, оне страдают невинно. А чиновники да попы разъелись, хоть час коли на колбасу. Я не знаю, что на ето смотрят вышние органы государства. Я бы своих детей и внучат натравил бы на чиновников, всем бы оторвать башки, етим бы помог государству и населению.
Ветеран
– Мать-перемать!
– Стой, дядя, ты лучше скажи правду: когда в России жил хорошо народ?
– Конечно в СССР!
– А почему слухи идут: был Николашка – была и рубашка, пришёл Совет – показала жопа свет? А ишо: СССР – садись со мной срать рядом?
Ветеран полез драться, он влепил мене раз хорошо, но тут подскочили и нас разняли. Тут подошли провожаты [501] , стали узнавать, что случилось, стали грозить милицияй, я показал паспорт и рассказал, что случилось. Сусед подтвердил, что я вёл себя спокойно, а ветеран заедался. Его сменили в другой вагон и мне приказали, чтобы в таки конфликты не ввязывался, а то снимут с поезда. Я замолчал, но сердце своё отлил. Бабка спросила:
501
Проводники.
– Почему так напрямую с нём связался?
– Потому что он чиновник, а здесь местному населению всех боле достаётся от чиновников.
– Да, ты прав, но я тожа бывшая чиновница.
– Тётенькя, таких бы побольше – смотришь, Россия зажила бы получше.
Она засмеялась:
– Ну спасибо!
В Новосибирске поезд стоял двадцать минут, мы вышли на перрон размяться, смотрю: ветеран идёт с чумоданом. Увидел – мене показал кулак, но меня смех одолил. И мы дальше тронулись. Через семьдесят пять часов в 6:00 мы прибыли в Абакан.
3
Схожу с поезда, смотрю: моя милая Марфа стоит ждёт, увидала меня – заулыбалась… Вот ето радость! Мы встретились, крепко обнялись, и обои заплакали. На такси поехали к Феде Скачкову, Федя был рад. Я позвонил Абрикосову, он сказал, подъедет к 8:00. Как толькя подъехал, мы с Марфой с нём поехали к нему в его офис.
Тут пошли разны жалобы, всё ему не так, но я сказал:
– Я приехал ненадолго.
– А что, насовсем хошь уезжать?
– Да.
– Почему?
– Как-то надо с долгами расшитываться, а здесь нет никакой перспективы.
– Как так, почему? Бизнесов сколь хошь, чем хошь, тем и занимайся.
Но мне с нём связываться неохота, ето лицо уже знакомо.
– Ну хорошо, потом разберёмся, час само главно – ето добраться до дому и милых деток увидеть.
Абрикосов уезжает в Туву, а Рассолов собирается через три дня на вертолёте, но Абрикосов посулился организовать, чтобы нас взяли. Мы ждали у Феди ети дни, и Марфа меня предупредила:
– При Феде ничего не болтай, ето Абрикосовы шпионы.
– Да ты что?
– Да,
– Да ты что?
– А вот съезди к староверам, и всё узнаешь.
– Да, теперь много чего понятно стало. Чё с тобой, так схудала?
– Да чуть Богу душу не отдала.
– Что так?
– Да простыла, матка воспалилась, совсем обессилела, продукту никакого нету.
– Да ты что? Я звонил Абрикосову и спрашивал про вас всегда, и он говорил, что всё у вас есть и всё вам навезли.
– Да всё он врёт, после тебя он всего раз был, привёз по два-три яблочкя, и всё. А ты зачем ему трактор отдал?
– Ты что? Нихто ничто не отдавал, он позвонил и попросил дров привезти, вот я и разрешил.
– Ну, вот так и давай – оне его совсем забрали.
– Вот ето новость! А вы как?
– А вот как хошь. Чушак пришлось всех продать, и на ето продукту набрать, и Софоний ходит на охоту, уже стал убивать. Когда надо, убьёт козерога или козулю, вот и питаемся.
– А как детки?
– Кости да кожа. Ваню чуть не похоронила.
– Да ты что говоришь? Свозила бы в больницу.
– Сама ходила и Ваню возила.
– Ну и что?
– Не принимают, говорят: нет закону принимать без документов.
– Но у нас есть же временное проживание.
– Их нихто не признаёт.
– Но дурдом, проклятыя чиновники! А как из тайги выбирались?
– Да с горям пополам. Нас не хочут брать ни Абрикосов, ни Рассолов, говорят: всё ето ваши выдумки. Рассолова вообче никогда не видим, ему ничего не нужно, хоть загнись.
– Да, воистину шакалы…
– Данила, как хошь, но я здесь больше не хочу оставаться. Андриян нас бросил, Георгий с Еленой тоже. Ты знаешь, как чижало пришлось…
– Да, Марфа, знаю. – Я тоже ей рассказал, как мне везде ставили препятствие. – А Георгий что?
– Георгий с Еленой вернулись, тебя ждут.
– А Софоний как?
– Софонию всех больше досталось, весь изнадсадился парнишко.
– Да, жалко. А как дела с невестой?
– Всё хорошо, тебя ждём. Но знай, что за границу не отдадут.
– Но оне правы. Так строго приучили ко всему доброму – и бог знает куды отдать, неизвестно, я и сам бы поступил так же.
Через три дня нас забрали, и мы вылетели на вертолёте к нам в тайгу.
Приезжаем домой, така радость! Всё красиво, пчёлки жужжат, пташки поют, воздух чистый, всё ароматно, пахнет свежей хвоёй… Ну вот, приходим домой, что я вижу? Детки бегут ко мне, кричат: «Тятя приехал!» У меня сердце сжалось, стал обнимать, целовать. Но я что-то почувствовал не то: дети изменились, невесёлы, под глазами синя, Ларькя всегда был сбитой, а тут одне кости. Я всех проверил, мне стало жутко. Ваня стоит метров двадцать, потупился.