Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
Но что я увидел на Ак-Хеме. Рассолов дом открыт, и в нём группа лысых, тех же прошлогодних наркоманов. Дак вон оно что, значит, руководитель сам Рассолов! Ну что, конопли здесь валом, растёт свыше двух метров. Да, убираться надо отсуда.
Софоний всяко упрашивал нас, чтобы остаться в России, но мы никак с Марфой не согласились.
– Но разрешите хоть ишо раз сходить на охоту.
– Ну что, сходи, ето будет добрая память. – И он ушёл.
На второй день приезжает Абрикосов. Я заметил, он злой, и первы его слова:
– Ну что, Данила, уезжаешь?
– Вы сами знаете, у меня виза до тридцатого августа.
– А как семья?
– Забираю.
– Как
– Но как, Марфе надо к врачу.
– А здесь что, нет врачей?
– Нету для нас, а толькя для вас.
– Не понял.
– Всё понятно. Раз инострансы – значит, нету.
– Дак я могу переговорить с директором больницы.
– Да было время. Посмотри на детей: одне кости да кожа.
– А при чём мы здесь?
– А почему по телефону говорили, что всё хорошо?
– А что, всё было хорошо.
– Как так хорошо? Вы за восемь месяцев всего раз были и говорите, всё хорошо. Говорили, вы всего навезли, – а здесь голодны сидят.
– А почему Марфа не сказала?
– А сколь она у вас просилась и вы её не брали? А что, нам придётся обратиться к премьеру Владимиру Путину.
Смотрю, у него глаза кровью налились, он стал совсем другой, и как закричит:
– А Путин что, вам поможет?! Он первый бандит в стране! Немало мы отстреливались от разных Дерипасков разных, ты что думаешь, здесь власти работают? Нет, здесь их нету!
Я напугался, всё понял, с кем я имею дело, думаю: пойду на хитрость.
– Ну а как, по-вашему: семью бросить и всё? Ведь у меня долг, надо его отработать, здесь ето невероятно, а там я реяльно заработаю.
– Ну вам же деняг надо, и кому вы ето всё продадите? Мне ето всё ваше сто лет не надо, дом ваш – нихто и пятьдесят тысяч не даст.
– Ну что, пускай остаётся. Кому достанется – пускай Бога молит за нас, грешных. – Его ети слова раздражают, он и не собирается за нас молиться.
– Данила, у вас всё есть, и куда вам бежать?
– Но чем жить-то?
– Да я вам кучу предлогов сделаю.
– Хорошо, подумаем до завтра, на самом деле всё жалко.
– Ну вот, давно бы так. Оставьте больших детей, а с маленькими езжайте.
– Хорошо, подумаем.
– Ну, до завтра.
Он ушёл, все молчат, я в изумлении.
– Ну, как по-вашему?
Ларькя, Иринка говорят:
– Мы не останемся.
– А ты, Марфа, что думаешь?
– Знаешь, страшно, я такого его ишо не видала.
– Ну вот, ты права: ето разбойник кровожадный. Он чётко дал понять, что мы всё терям, а когда услыхал, что коней продали, видели, как с лица сменился, но виду не показал. И ишо говорит, ему сто лет не надо нашего, – всё врёт: мы устроились на самой границе заповедника, ето им дозарезу нужно.
– А ты как думаешь, Данила?
– Марфа, толькя тайно и поскорея. Документы прострочутся – всё, нам здесь конец. Всё слушайте внимательно, чё я ему буду предлагать, вы соглашайтесь.
На другой день утром он приходит, и сразу со своими предлогами:
– Пускай семья живёт в тайге, а мужики могут выехать боле к населённому пункту и заниматься посевами.
– Владимир Фёдорович, на всё ето надо деньги, а у нас их нету. Мы решили Софония оставить, а сами поехать документы поновить и заработать – долг отдать.
– Ну вот, давно бы так. – Он сразу повеселел, стал ласковый и доступный. Я ему говорю:
– Мне надо в город, билеты заказывать, и как-то семью вывезти отсуда.
– Я чичас выезжаю в город, но у меня катер
– Ну хорошо, спасибо тебе, Владимир Фёдорович. – Я проводил его до катера, ну и приспросился: – А хто ето живут в Рассоловым дому?
Он немного растерялся, но сразу смекнул:
– Да просто рабочи.
– Ну, Владимир Фёдорович, за всё спасибо, и жду транспорт.
– Да, завтре будет здесь, будь готов.
– Хорошо, счастливого пути. – И он уплыл.
Вот так, всё стало возможно, но нашего договора первого нигде не помянул – значит, всё обман. Кака наглость, жадность – да я не могу придумать, как ето назвать. Но в етой кубышке ума нету и не будет. Толькя бы подумать: мы за семь месяцев построили им дом, расчистили у них в размере два гектара кустарника, вскопали огород, засеяли картошкой и разной бакчой, у себя расчистили пять гектар, засеяли картошкой и бакчой, под дом расчистили два гектара, построили летнюю кухню шесть на двенадцать метров, баню семь на три метра, коровам загон, курицам хлев, и к осени шикарной дом девять на тринадцать с мансардным и погреб шесть на четыре метра. Всё это своей лесопилкой, своим трудом, а оказались лентяями. Я считаю, ето проклятая зависть. Не пьём, не курим, не материмся, никуда не лезем, трудимся да молимся; конечно, в праздники не работаем. Но врагу тошно стало, а то не подумали: ну хорошо, обжились бы и стали бы помогать во всем им, но враг закрыл им ум и глаза. На самом деле у нас был план: обустроимся и поможем им разработать туризму, чтобы всё кипело по-европейски. Но ето тупы хишники, таким Господь ума не даёт. При распаде СССР кровь лили, а теперь наркотиком народ травют – воистину дело сатанинско.
Мы все удивляемся, как здесь в Сибири матерятся, даже жутко. Оне и сами не знают, что и говорят, за каждым словом «ёб твою мать», а то не подумали, что получается: у вас все матери бляди, а вы суразы [505] . И какой прок с вас, и за чё вам давать хорошу жизнь? Вы не толькя своих матерей лаете, но и Пресвятую Матерь Божию срамите, а то не подумали: любой из вас скажите любому другу: «Твоя мать блядь». Что за ето получишь? Сам знаешь. Так же и Матерь Божию. За что вам давать добро? Вот вам и результат. Мы вас всех просим: ради Бога одумайтесь и покайтесь и начинайте добро творить, нам добра не пережить.
505
Сураз – внебрачный ребенок.
Ну, вот приходит Софоний с мясом, весь в крове, спрашиваем:
– Что убил?
– Марала. Надо идти за мясом.
– Давай пошли.
Мы все мужики отправились, ето было недалеко, километров семь от дому, на горе. Средняй, но жирной. Мы разделили, но едва его приташили. Надо заготавливать в дорогу – сушить, коптить.
На другой день пришёл катер за мной, я строго наказал:
– Никому ни слова, но будьте готовы, в любой день может прийти за вами катер.
Об етим уже было решёно. Суда в заповедник изредка приезжает рыбачить Корпачёв Александр Викторович – ето тот самый, что Андрияна вывез. Он у Марфе был и очень жалел, что у етих шакалов устроились, он тоже подсказал: «Вам отсуда толькя бежать, и вдруг что – обращайтесь ко мне, я могу вам помогчи». Вот у нас одна надёжда – ето Корпачёв, а там Бог весть.