Повесть и житие Данилы Терентьевича Зайцева
Шрифт:
– Да, говорила.
– Ну и что оне?
– Оне сразу сказали: «Ты прихожанка, не имеешь право ето обсуждать!» Вот как.
– Да мы все прихожаны к Богу, но Бог нас никого не отвергает, но всех принимает, ежлив с чистой душой приходим к Богу. А оне как могут сказать, что ты «прихожанка»? Да ишо правду говоришь. Да, позор. Матушка Соломония, а старцы как судют, ведь там есть кому рассудить?
– Да, есть, Данила, я к ним обращалась.
– Ну и что?
– Да что, оне тоже пытаются ето выяснить, но их нихто не слушает, но приказ есть приказ – молись и не рассуждай.
– А
– Понятно хто. Старцам и старушкам ничего не надо, окромя питания и тепла.
– Да, я так же понимаю.
– Так что монастырь превратили в бизнес, вот за что мы там не нужны. Постороньяй глаз опасен, да ишо староверы разнего согласия.
– Матушка, а тут как?
– Да здесь тоже мало добра. Правда, отец Пётр добрый.
– Ну что, он один.
– Да понятно.
– А через пятьдесят лет что будет? Даже думать страшно.
– Да, ты прав, Данила.
Утром рано мы с Марфой доехали до Рогожского кладбища, подходим к храму – да, храм великой и красивой. Уже молились, мы зашли, нихто нам не препятствовал, приняли как за своих, народу был мало, служба шла своим чередом. Что меня удивило – ето красота в храме, так красиво расписано иконами, такого я в жизни не видел. Вскоре храм заполнился. В етот храм войдут боле двух тысяч людей, но сегодня набралось около пятьсот человек, ето очень хорошо. Когда начали молиться канон, пели по крюкам, всё ето родно и знакомо, временами у меня по телу бегали мурашки, я стоял на воздухе, а волоса у меня стояли дыбом. Я спомнил, когда Владимир послал послов ко грекам, и оне чувствовали, что стоят на воздухе. Да, здесь подобраны головшики и головшицы, все как на подбор, такого я ишо не слышал, красота церьковна.
Но что мне не понравилось: много мужчин без бород, и молются одним крестом [516] , ето против Бога, и оне ето хорошо знают, и знают, что прокляты: столь старание – и всё впусту. Да, жалко. Видать, здесь есть добрыя християне и всё соблюдают. Ну, опять помяну: «Спасай да спаси свою душу».
Отмолились, все пошли на выход, мы тоже. На улице подошли женчины, между них Анна, она нас представила и поблагодарила, что пришли помолиться.
– Да, красиво у вас поют, а храм – ето рай Божий.
516
Участвуют в службе вместе со всеми.
Ну, нас пригласили на завтрак. Интересно, у них здесь как деревня, все свои. Пришли в столовую, тут собралось человек пятьдесят – шестьдесят, сяли за стол завтракать, пошли расспросы, что с нами случилось. Я кратко рассказал, нам многие сочувствовали и жалели, что приехали, говорили:
– У нас не государьство, а позор, вам надо было ехать в США или в Австралию, там же хорошо живут староверы.
– Но дело не в том. Мы и в Южной Америке не худо жили, но всю жизнь мы мечтали о матушке-родине, но получается, что матушку-родину убили, а подставили мачеху кровожадну, вот как хошь и выживай.
– Да, ето так.
Анна высказалась
– А что, Артемий, есть станица казаков-староверов?
– А как же, конечно есть.
– А вы мне подскажите, а возможно ли у вас получить учителя, чтобы поехал к нам в Аргентину учить наших детей и внучат казачеству?
– Данила, етот вопрос решает атаман.
– А где он у вас?
– А хошь, пойдём?
– А что, он здесь, на Рогожке?
– Да, здесь.
– Ну тогда веди к нему. – Вот ето здорово, ишо есть казаки-староверы в живых.
Приходим, Артемий стучит, слышим голос:
– Входите.
Артемий заходит, мы за нём. Смотрю, за столом сидят несколькя мужчин с бородами, но что мне интересно видеть – в красным углу стоит иконостас, полно икон, как у нас за границай у всех староверах. Как ето сумели сохранить в России? Ето мне мило и родноя. Мы помолились, поздоровались, Артемий представил нас атаману. Он сидел в красным углу перед иконостасом, мне ето очень понравилось – значит, соблюдают порядок. Я представился, дал фамилию, имя-отчество, атаман посадил нас и дал имя-отчество: Димитрий Александрович, атаман Рогожской кладбища.
– Какая радость встретить атамана, у нас тоже были казаки, и охота возродить снова казачество, а где его взять – мы не знали, а чичас сижу против самого атамана, ето большая радость.
– Данила Терентьевич, чем мы можем вам послужить?
– А вот расскажу. У нас здесь не получилось, мы вёртываемся обратно в Аргентину. В тех странах молодёжь стала разлагаться, и нам ето жалко. Вот мы вёртываемся и хочем создать свою деревню и возродить снова казачество, спорт, русскую культуру, духовность. Просим вас как атамана, одолжите нам учителя казачеству, мы его оплотим. Скажите, Димитрий Александрович, возможно ли ето?
– Да, конечно, с удовольствием поможем.
– Ну вот и хорошо. Я добьюсь земли под деревню, построим дома и к вам обратимся.
– Хорошо. Когда надо, сообчите, вот мои координаты – звоните.
– Спаси Христос, Димитрий Александрович.
– На здоровья, Данила Терентьевич. Когда надо, обращайтесь.
– Хорошо.
– Ну, пока.
Но что мне чудно: в наш разговор не вмешался ни один мужчина, ето большой почёт атаману и уважение. Я был рад такой дистиплине.
– Артемий, спаси Христос за таку услугу.
– Да что вы, Данила, мы обязаны ето исполнить, у нас тоже есть интерес расширить казачество, особенно своими християнами.
– Спаси Христос за добрыя мысли.
– На здоровья, Данила Терентьевич.
Димитрий стал звать к себе в гости, но у меня нет время до самого отъезда, я ето ему объяснил, он спросил:
– А где вы стоите?
– Мы стоим у отца Петра на Таганке.
– Да зачем так, лучше к нам переезжайте.
– Но, Артемий, вы поймите, отец Пётр не знал нас, принял и старается во всем нам помогает, он добрый, мы не хотим его обидеть.