Повесть, которая сама себя описывает
Шрифт:
— Мужеложцы?! — с изумлением воскликнул Стива. — А больше на скотоложцев похожи.
— А они и скотоложцы, — скороговоркой произнесла внучка, не поднимая глаз. — Они же хипаны.
— Тихо вы, полоумные! — охнула бабусечка. — Неровен час хипаны услышат.
И хиппаны услышали. Длинный хиппан поднялся со своего паршивого места, засунул руки в карманы и, подметая клешами замусоренный пол вагона, вразвалочку двинулся к нашим друзьям. Он подошел, сплюнул через выбитый зуб на пол и гнусаво спросил:
— Че, бля, сявки, отдыхаем? А по
— Чего? — спросил удивленный Стива.
— Слышь, бля, Гарри, сявка вякнула! — обратился Гарри к своему дружку.
— Позаботься о нем, Джонни, нах!
— Будь спок, Гарри, ща, бля, я об нем позабочусь!
Джонни подошел к товарищам, рыгнул и, обдав их густым бормотушно-одеколонным перегаром, спросил:
— Ты че, бля, сявка, захотел фейсом по тейблу?
Друзья изумленно переглянулись.
Кирюша сказал:
— Вы бы, любезнейший, лучше не дерзили моему другу, а сели на свое место.
— Около параши, — уточнил Олег.
— Под сиденьем, — уточнил Стива.
Бабусечка при этих словах побледнела и всплеснула руками.
Джонни, оскалив черные гнилые зубы, загнусавил:
— Вы че, в натуре, сявки, вякнули, что ли?! Да я вас, бля, фейсом по тэйблу щас размажу и из окна нах выкину!
— Смотри-ка, — удивился Олег, — Они тут все одно и то же говорят.
— Да они тут все хиппаны, — махнул рукой Кирилл.
Стива же ничего не сказал, а хлопнул Джонни обеими руками по ушам и сразу пнул между ног. Джонни задохнулся, упал на пол и стал по нему кататься, поджав ноги к животу и часто дыша широко открытым ртом.
Гарри вскочил с места и стал шарить по карманам. Нашарив наконец перочинный нож, он с трудом, обламывая грязные ногти, вытащил куцапыми пальцами ржавое лезвие и, покачиваясь, двинулся на помощь своему бойфренду (а может, и не бойфренду, а так, корешу). Он шел и истошно рычал:
— Ну, бля, все, сявки, вы трупы! Ща я вас буду, в натуре, стругать ломтями, нах! Все фейсы сворочу, бля, и тэйблом у…букну!
Стива поднялся и сделал шаг назад.
Гарри взревел:
— Ага, сучара, зассал?! Ну я, бля, ща решу, кого сначала стругать, а кого потом, нах!
И стал смотреть то на Олега с Кирей, то на Стиву, очевидно, выбирая, с кого начать свою кровавую жатву. Лишь он перевел взгляд на сидящих, Стива шагнул вперед и врезал ему по уху. Гарри немедленно кувыркнулся на пол и расквасил весь фейс. Нож отлетел в конец вагона.
Джонни тем временем понемногу оклематизировался. Сев на пол и держась за уши, он тихо страдальчески простонал:
— Злыдни! Крыла обломали…
Стива перевел взгляд на Гарри. Тот лежал и не шевелился. Стива, легонько пнув его по морде, с некоторым беспокойством спросил:
— Э! Ты че, сдох?
Ну совсем легонько врезал ведь! Ну что за беда?! Гарри, к счастью, был жив, потому что от пинка он дернулся, и застонал, и схватился за нос. Но, к сожалению, из последнего хлынула кровь, и несколько алых капель попало прямо на Стивины кроссовки.
— Э!!! —
Дурачок, простачок Стивочка, танцует, он надел, бляха-муха, ехать на дачу белые кроссовки! Как Наполеон в летнем мундирчике! Да ведь, сука, еще до дачи не доехал, еще до грязи настоящей не дошел, а кроссовки уже завалил! Что, денег до хера? Денег ни хера, каждая мятая трешка на счету!
Двое путешественников наконец разглядели кровь на Стивиной «адидасине» и поняли, отчего он так заорал.
— Стива, — успокоительно сказал Кирюша. — Ты не волнуйся так. Ну, подумаешь, кроссовки испачкал. Это даже как-то недостойно — переживать из-за шмоток. Это, Стива, знаешь ли, вещизм и потребительство.
— Тебе, Кирюша, хорошо говорить, — не согласился Олег и возбужденно посоветовал Стиве: — Ты его заставь кровь языком слизывать!
— Слизывать? Пошел он! — с досадой воскликнул Стива. — Чтобы он мои кроссы своими сифилисными слюнями обспускал! Вот что теперь делать? Тебя, урод, спрашиваю! — И Стива раздраженно пнул Гарри посредине тела. — Что делать теперь будем?
— Чуваки, не бейте, я заплачу! — испуганно забормотал Гарри. Джонни, увидев, в какое дерьмо вляпался Гарри, стал на брюхе отползать к выходу, уже не заботясь о своей гитаре.
— Х…ль ты можешь заплатить, гега гребаная? Они на Шувакише две твои зарплаты стоят!
— Стива, а что такое «гега»? — заинтересовался новым словом Кирюша.
— Гегемон! — рявкнул Стива. — Они ж пролетарии оба! Эй ты, второй пролетарий, куда пополз? А ну ползи обратно!
Джонни засопел и в тихом ужасе пополз обратно.
— А я не согласен, — возразил Олег. — Какие же это пролетарии? Это же хиппаны, алкоголики и мужеложцы. Как же можно их относить к современному рабочему классу?
— А так и относить, — стал спорить Киря. — Рабочие же, сам слышал. Значит, пролетарии. Все они там хиппаны, алкоголики и скотоложцы!
— А вот и ошибаешься, — не соглашался Олег. — Рабочие могут быть разными. Одно дело — квалифицированный рабочий, например, на сборке космического модуля «Союз». Вот это действительно современный рабочий, представитель рабочего класса, настоящий гегемон! А если кто стружку из-под станка выгребает или говно из-под слона, да вечно пьяный, да еще педераст, то какой же он рабочий? Это люмпен-пролетарий, элемент, по большому счету, даже социально вредный.
— Вы заманали, философы, — вернул спорщиков к реальности несколько поуспокоившийся, однако по-прежнему смотревший на обувь Стива. — Лучше скажите, что с ними делать будем. И с кроссовками.
— Кроссовки помыть бы можно, — нерешительно включилась в разговор девка.
— А хиппанов бы в милицию, — столь же неуверенно высказался Кашин.
— Да ну, — махнула рукой бабка. — Какая тут милиция, да еще в такое время! Им и так наука будет. А обувку помыть обязательно! Прямо сразу замыть холодной водой, и ни пятнышка не будет видно.