Повесть, которая сама себя описывает
Шрифт:
— Да ну, что ты, — махнул рукой Кашин. — Она не согласится.
— Ясен дуб, не согласится, — согласился Стива. — А ты бы все равно позвал, вдруг согласится?
Кашин неопределенно пожал плечами.
— Слушайте, господа, — вдруг вслух задался вопросом Кирюша. — А если они морлоки, то мы-то кто? Элои, что ли? Тогда бы они нас сожрать должны, а все как-то наоборот получается.
Кашин задумался. А Стива ответил:
— А мы боги. «Трудно быть богом» читал?
— Читал.
— Ну вот, мы и есть эти боги. Из будущего. Вот мы их всех и мочим как хочем.
— Ну, там-то боги как раз никого не мочили, —
— Они не мочили, — согласился Стива. — Потому что они были из коммунистического будущего.
Кашин спросил:
— А мы из какого? Из капиталистического, что ли?
На эту инсинуацию Стива не нашелся что и ответить. В самом деле: сказать «капиталистическое будущее» как-то невозможно, немыслимо. Капиталистическое бывает только прошлое. Но, с другой-то стороны, сказать «коммунистическое будущее» — больно уж противно, аж зубы свело, в которых навязло. Кашин — мерзкий демагог.
— Кашин, ты мерзкий демагог! — объявил Стива.
Кашин мерзко-демагогически захихикал, потирая сухонькие ладошки.
— Мы — из прекрасного будущего, — придумал Кирюша, но, кажется, плохо, потому что товарищи на это равнодушно смолчали, да Кирюша и сам почувствовал себя неловко.
Тут налетел холодный ветер, зашелестел болотным тростником, посыпал сухими листьями. Туристы, поеживаясь, вернулись в вагон.
— Так им и надо! — сразу решительно сказала внучка.
Бабка сообщила:
— Я вот тоже видела: сидит на сиденье какой-то пьяный, спит и ссыт! Лужу на полвагона напрудил, а кругом дети смотрят. Его милиция в вытрезвитель увезла, а лужу как была, так и оставили. Это порядок? Нет, я бы заставила, как проспится, вагон мыть.
Помолчали. Кирюша поерзал на сиденье и спросил бабку:
— А почему озеро Здохня называется?
— Там кто-то сдох, — сказал Стива.
— Вот-вот, — возбудился Кирюша. — А кто сдох? Когда? Как это было? Может быть, есть какая-нибудь местная фольклорная легенда?
Бабка сказала:
— Да кто ж его знает? Называется себе и называется.
А Верка сказала:
— Плохое место. Там один мальчик, по-моему, умер.
— Умер, умер! — почему-то рассердилась бабка. — И не умер, а утонул. Только это недавно было, а оно спокон веку Здохня.
Кирюша закусил кулак и сидел так, напряженно нахмурив брови, устремив взгляд в пустоту.
С улицы донесся звонок, затем стал слышен стук колес.
— Встречный пришел, — сообщила бабка. — Сейчас поедем.
Все оживились, кроме Кирюши, который очень картинно застыл на сиденье, по-прежнему закусивши кулак и напряженно устремив взгляд в пустоту, так что и самому распоследнему ежу было понятно: в нем совершалась колоссальная внутренняя работа. Но только не Стиве. Стива толкнул его в бок:
— Киря, ты че, говна объелся?
Кирюша не отвечал и даже почти не вздрогнул от толчка.
— Сочиняет, — донеслось до Кирюши определение Кашина.
Он действительно сочинял (но не только). Все пришло в голову, как обычно, не по порядку, а все одновременно, и нужно было мысленно выстроить эту одновременность в последовательное изложение событий. Поэтому он уже не слышал дальнейших разговоров, не заметил даже, как промелькнула целая остановка, на которой вышли бабка с внучкой. Не замечал, как его спутники помогали им выносить багаж, точнее, выносил Кашин
Но главное было не в сочинительстве. Он придумал название «Гнилые рвы», и еще сомневался — оно казалось ему уж слишком надуманным. Но вот не вымышленное, а реально существующее место с еще более нарочито-зловещим названием: Здохня! И еще он выдумал, что трое молодых людей едут на природу, а ведь это происходит на самом деле, и он сам участник событий! И тогда, может быть, он и действительно персонаж книги, автор которой — он сам! Страшно! Осмыслить столь запутанный парадокс он не мог, но, пораженный глубиной разверзнувшегося откровения, готов был разрыдаться от восторга и ужаса одновременно. Нужно было как-то успокаиваться. Он глотнул из фляжки и вскочил на ноги.
Глава девятая
КОННЫЙ МАЛЫЙ
— Слушайте, кажется, я придумал! — вскочив на ноги, воскликнул Кирюша.
— Мы так и думали. А что придумал-то?
— Как что? — поразился Кирюша. — Я же вам говорил! Вот эту историю-то про Рвы, или там Гнилые Рвы!
— Какие рвы?
— Да вы че хоть?! — воскликнул Кирюша, и на глазах у него даже заблестели от негодования слезы. — Ну историю-то я вам рассказывал, как трое чуваков поехали на природу!
— А, да, — вспомнил Стива. — Ну и что ты придумал?
— Все! — в упоении воскликнул Кирюша. — Все придумал! Слушайте же меня!
И он все поведал своим друзьям.
Дело было осенью.
— Как сейчас?
— Ну нет, не так поздно, даже и не осенью, а так приблизительно в конце лета. Стояла тихая пасмурная погода. Трое друзей решили отправиться на природу. Три парня. Один с подружкой.
— Значит, четверо?
— Ну да, молодец, считать умеешь! Не перебивай, а? Короче, они собрались в лес. В окрестностях Здохни! Вот они идут по лесной дороге. Слегка бухнули, идут. Тихо, тепло. И вдруг навстречу им идет баба. Молодая такая, симпатичная, но в жопу пьяная. Идет и шатается. И вся такая растрепанная, помятая, сумочка у нее расстегнутая. А одета она совсем не по-походному. Ну там, предположим, вечернее платье, колготки в сеточку, все дела. Туфли на шпильках, само собой, в земле вязнут. И вот она проходит мимо, на них ноль внимания, а глаза у нее остекленевшие, и губы синие, и на лице синие пятна. Они думают — ни хера себе! Что за фигня? Прошли дальше — видят, а по обочине везде попадается черника. Они подумали — ну, значит, это она черникой перемазалась, понятно.
Идут дальше, видят — на дороге ключи валяются. А у нее же сумочка открытая была, значит, выронила. Обернулись, чтобы ее позвать, смотрят — а ее уже нет. Исчезла! Они думают — что за херня вообще? Дорога-то одна. Ну, решили, может, она в придорожные кусты завалилась, ну и хрен на нее. Дальше идут, видят — на земле разбитое зеркальце. Ну точно, значит, шла и все теряла. Дальше косметичка валяется. Подружка заинтересовалась и подобрала. Там всякая фигня, в том числе помада. Она смотрит — помада синяя!